Удар отточенным пером

– В наряде? – воскликнула тетка удивленно. – Ты еще скажи – бальный костюм! Нет, определенно, какой из тебя детектив, если ты не замечаешь очевидного.

– Что я должен был заметить?

– Джинсы обтягивали задницу, свитер обтягивал все сверху. Это же по́шло! Либо одно, либо другое. И туфли эти дурацкие в придачу! Законченный образ проститутки! Любому ясно, что женщина собиралась в спешке, если оделась так ужасно.

По ее мнению, эти подробности что-то объясняли.

– Любой ясно, – поправил я, намекая на абсурдность такой логики.

– Что любой ясно?

– Любой ясно, а не любому. Мужчины такого не замечают.

– Преступность не знает пола. Учись замечать! – скривилась она. – Я схватила первые попавшиеся вещи. Туфли стояли в коридоре… После банкета так и не убрала.

Она подумала и заключила грустно:

– Надо мной, наверное, весь город ржет. В таком виде на телевидении.

– Да нет, ты не смотрелась как проститутка, – успокоил я, удивляясь причудливости женской логики.

Если бы Вика явилась в отделение с айфоном и пыталась подключить его к зарядке для «Самсунга», вот это было бы, с моей точки зрения, по́шло и подозрительно. А туфли – ну и что? Неудобные – это да, а в остальном – какая разница?

– А если ты про макияж и прическу, – продолжала Вика, – то я пригласила Маргариту по случаю твоего отъезда к себе, чтобы просто поболтать. Естественно, за прической и макияжем. Так совпало. Много совпадений для одного дня, но это жизнь, никто не станет выверять. Так что успокойтесь вы с Борисом. Миллер меня не толкала. Это тоже совпадение.

Вика подняла голову, и в ее взгляде была то ли грусть, то ли беспокойство. Я подумал, что, если бы не припер ее к стенке, она никогда не призналась бы, что пережила в тот день. Мы помолчали.

– А что Марго?

Виктория опустила глаза и в следующую секунду улыбнулась той мерзкой, притворно беззаботной улыбкой, которой улыбаются родственники, подбадривая неизлечимо больных.

– Ок, ладно, проехали, можешь не отвечать.

Ничто не парализует и не стреноживает человека так, как безответная любовь. Не хуже электрошокера. Я понял это в последние несколько недель. Ты пишешь лекции, отвечаешь на письма, чистишь зубы, ешь, говоришь по телефону, но ничто не способно отвлечь тебя хотя бы на минуту. Это как песок в плавках. Если бы не дело о профсоюзе, непременно ушел бы в запой. Наверное, я даже был рад, что меня похитили: быть украденным, почти убитым, спасенным чудом – звучит даже как будто значительно и полноценно.

Кстати, не случайно, что слово «пол», в смысле мужской пол и женский пол, отделилось в свое время от древнерусского «половина». Сейчас оно вроде как стало самостоятельным, но изначально идея пола, как и связанная с ним идея секса, вообще человеческого либидо, неизменно была связана с идеей раскола, распада на две части. Вот был целый человек, а повзрослел, включилось либидо, и все – будь добр разыскивай свою вторую половину. Мучайся, будь несчастлив, умирай, возрождайся… В каком-то смысле я даже понимал тетку в ее сознательно выбранном одиночестве.

Неужели Марго никак не отреагировала на сообщение о моем похищении? Она же не бесчувственная кукла…

– Она ушла раньше, чем позвонил Борис, – Вика мягко остановила поток моих предположений.

Странно, но я больше не чувствовал себя выпотрошенным. Было больно, но внутренности как будто остались на месте. Может быть, их сложили немного в другом порядке, но по сравнению с тем, что творилось раньше, это уже сущая ерунда.

Вика завалилась на диван смотреть ванильный фильм с участием кого-то из голливудских старичков, бывших супермачо. Романтические комедии, шопоголизм, мания на спа-процедуры вперемешку с манией величия – сложно поверить, но все это одновременно наполняет голову той, которая повышает раскрываемость, как говорит Миллер. Снова Миллер, черт бы уже побрал эту профессоршу!

Я поставил чайник и позвонил в службу доставки еды, так как из-за нашей с теткой одновременной нетрудоспособности мы перешли на систему заказов из ближайших ресторана и пиццерии.

– Тебе не кажется, что перед лицом новой реальности гуманитарии потеряли лицо? – поинтересовался я минут через сорок, когда курьер уже позвонил в домофон.

– Как это? – Вика лениво оторвалась от экрана.

– А так. Гуманитарная наука спит гриппозным сном. Все только жалуются: нет финансирования, нет уважения… А на деле в слово не верит никто: ни общество, ни корпорации, ни дети в школах, и в первую очередь сами гуманитарии. Крах общества, как известно, начинается с краха гуманитарной мысли. Это завещание нам оставили еще древние римляне.

– Нет, не кажется, – пожала плечами тетка.

Пока я получал наш заказ, она времени не теряла: к моему возвращению Вика уже сидела за столом, ожидая кормежки, демонстрируя всем видом, что мир науки может не только перевернуться, но и взорваться с громким причмокиванием, а вот чаю уважаемый эксперт все-таки выпьет.

– Я тебя утешу, – проговорила Вика, прожевывая пиццу. – Гуманитарные науки выставляют горизонт мышления всем остальным наукам. Так было и так есть.