Сестра милосердия спустилась вниз из виллы управляющего к лачугам рудокопов; она решила сказать Осе, что не может устроить все так, как та желает. Но на сердце у нее было нелегко; уж она-то лучше всех знала, что значат эти похороны для бедной Осы. По дороге она встретила нескольких женщин и поделилась с ними своими заботами. Жены рудокопов тотчас сказали, что управляющий прав. Нечего устраивать такие богатые похороны нищему мальчонке! Девочку, ясное дело, жалко; но это уж слишком, если ребенок вот этак возьмет волю да станет распоряжаться! И хорошо, что ничего из этой затеи не вышло.
Женщины разошлись по домам и разнесли повсюду новость. И вскоре по всем лачугам и даже шахтам распространилась весть о том, что богатых похорон маленькому Матсу не будет. И все тотчас же признали, что это вполне справедливо.
Пожалуй, во всем Мальмбергете нашелся всего один-единственный человек, кто с этим не согласился. То была Оса-пастушка.
Сестре милосердия и вправду пришлось с нею нелегко. Оса не плакала, не сетовала, но и не желала склониться перед волей управляющего. Какое ему дело до ее брата, сказала девочка, раз она не просила у него помощи. И он не может запретить хоронить Матса, как ей вздумается.
Только тогда, когда и другие женщины растолковали ей, что ни одна из них не придет на похороны, раз управляющий запретил, она поняла, что без его позволения не обойтись.
Оса-пастушка молча сидела некоторое время. Потом быстро поднялась.
— Ты куда? — спросила сестра Хильма.
— Пойду побеседую с управляющим, — ответила Оса.
— И не надейся, что он станет тебе потакать, — сказали женщины.
— Малыш Матс хотел бы, чтобы я пошла, — ответила Оса. — Управляющему, может, и невдомек, какой человек был малыш Матс.
Оса-пастушка быстро оделась и вскоре уже шла к управляющему. Всем показалось просто невероятным, что такое дитя, как она, может заставить управляющего, самого могущественного человека во всем Мальмбергете, отступиться от своих слов. Потому-то сестра милосердия и другие женщины не могли не отправиться за ней в некотором отдалении — чтобы поглядеть, хватит ли у нее духу все же пойти к нему.
Оса-пастушка шла посреди дороги. И было в ее облике нечто заставлявшее людей оглядываться и смотреть ей вслед. Она шла такая серьезная и с таким достоинством, словно молодая девушка, идущая к первому причастию. Голову она повязала большим черным шелковым платком, который ей достался от матери. В одной руке она держала свернутый в трубочку носовой платок, в другой — корзинку с деревянными игрушками, вырезанными маленьким Матсом.
Дети, игравшие на дороге, увидали ее и подбежали к ней с криком:
— Куда ты, Оса? Куда ты идешь?
Но Оса не отвечала. Она все шла и шла вперед, словно никого не видела и ничего не слышала. А когда дети, не переставая задавать вопросы, побежали за ней следом, сопровождавшие девочку женщины остановили их.
— Не мешайте ей! — сказали они. — Она идет к управляющему просить, чтобы он позволил устроить торжественные похороны ее братцу, малышу Матсу.
Тут и детям стало страшно от ее дерзости, и они небольшой стайкой последовали за ней — поглядеть, что будет.
Было около шести часов вечера, в шахтах кончалась работа. Оса прошла уже большую часть пути, и тут навстречу ей стали попадаться возвращавшиеся домой рудокопы. Они быстро и размашисто шагали, не глядя по сторонам. Но кое-кто, встретив Осу, заметил в ней что-то необычное. Осу спросили, что случилось. Она не ответила ни слова, зато другие дети стали громко объяснять, куда она собралась. «Какая храбрая эта малышка!» — подумали рудокопы. И некоторые последовали за ней — поглядеть, чем все кончится.
Оса направилась прямо в контору, где управляющий имел обыкновение сидеть за работой допоздна. Когда она вошла в прихожую, дверь распахнулась, и перед ней на пороге предстал сам управляющий; он был в шляпе, с тростью в руках — собрался уже идти домой обедать.
— Кого тебе? — спросил он, увидев маленькую девочку, закутанную в черный шелковый платок, со свернутым в трубочку носовым платком в руке.
— Мне нужно поговорить с самим управляющим! — торжественно ответила Оса.
— Ну что ж, тогда входи! — пригласил ее управляющий и вернулся в контору. Дверь он оставил открытой, так как не думал, что девочка надолго задержит его. Те, кто сопровождал Осу-пастушку, теперь столпились в прихожей и на крыльце и могли слышать все, о чем говорилось в конторе.
Войдя туда, Оса выпрямилась, сдвинула на затылок головной платок и подняла на управляющего свои доверчивые глаза. Взгляд их был так серьезен, что от него щемило сердце.
— Так вот, малыш-то Матс помер! — сказала она. Голос ее задрожал, и она не смогла больше говорить.
Тут управляющий понял, кто она.
— Так ты и есть та девочка, которая собирается устроить богатые похороны? — доброжелательно сказал он. — И думать забудь об этом, дитя мое! Похороны обойдутся тебе слишком дорого. Узнай я раньше, я бы сразу это пресек.
Лицо девочки дрогнуло, и управляющий решил, что она вот-вот заплачет. Но, пересилив слезы, она сказала:
— Позвольте спросить, могу ли я рассказать вам о малыше Матсе?