Еловые леса тоже постепенно менялись. Деревья стояли гораздо реже и были намного короче, с темной, почти черной хвоей. У многих верхушки голые. Наверное, болеют чем-то… Скорее всего, и правда болеют: многие упали, лежат на земле и никому, судя по всему, не нужны. Никакого сравнения с дикой роскошью того же Кольмордена. Этот лес и так не очень, а увидев Кольморден, просто высох бы от зависти.
А сад, что проплыл внизу? Разве это сад? Ничего не скажешь, клены и березы тоже красивые деревья, но здесь не было ни благородных лип, ни широколистых каштанов. Клены и березы. И кусты… нет, конечно, эти кусты тоже неплохи, но где акация? Где бузина? Рододендрон? Ничего этого нет. Сирень и черемуха, черемуха и сирень. А огородные грядки даже и не вскопаны. Приплывет этакий сад в усадьбу в Сёрмланд и, наверное, тут же начнет оправдываться: да я и не сад вовсе, так, кусок дикой земли… это все само по себе выросло.
На лугу вообще непонятно что творится – поставили бесчисленное количество каких-то серых хибар, можно подумать, что луг зачем-то разделили на садовые участки, которые некому возделывать. Вот появится такой, с позволения сказать, луг где-нибудь в Эстерйотланде, и у хуторян глаза на лоб вылезут от смеха.
Сосны – другое дело. Сосны здесь совсем другие, они не стоят прямо, как истуканы, не тянутся к солнцу так, как на юге, где на соснах-то даже веток нет, только наверху немного. Здесь сосны ветвистые и пышные, как клены, и стоят не подряд, насколько глаз хватает, а собираются в маленькие веселые группки на мягчайшем ковре белого ягеля. Такие сосны могут не стесняться, показывай их хоть соснам в монастырском парке. Даже те признают, что увидели равных.
Да и не только сосны. Эти деревянные церкви, к примеру, где крыши облицованы серыми, чуть розоватыми осиновыми лемехами, колокольни, выкрашенные в яркие, издали заметные цвета – почему бы им не двинуться на Готланд, к примеру, показаться тамошним церквам? Им есть чем друг перед другом похвалиться.
Но вот чем здешние края могут по-настоящему гордиться – реками. Могучие, полноводные темные реки в глубоких и просторных долинах, обжитые берега, плоты, лесопилки, города, пароходы в устьях – даже если бы здесь были только одни реки, они все равно составили бы гордость и славу края. Если их показать на юге, тамошние реки ушли бы в песок от стыда. Разве что Дальэльвен могла предложить хоть что-то похожее.
И конечно, равнина. Бескрайняя равнина, почти не тронутая плугом, легкая и плодородная. Просыпаются в одно прекрасное утро хуторяне в Смоланде, где сажают репку на репке, – а у них перед глазами лапландская равнина! Они бы тут же побросали свои крошечные, каменистые наделы и бросились ее возделывать, пахать и сеять.
А насчет дня и ночи – это особый разговор. Даже отсюда, с высоты, видно – журавли спят на болотах. Значит, уже ночь, а светло, как днем. Весь край едет на юг, а солнце остается на месте. Оно, наоборот, медленно скатывается к северу и сейчас светит им прямо в глаза. И никаких признаков, что собирается опуститься за горизонт.
Слава богу, у нас, на юге, не так. Не надо нам такого солнца. Светило бы оно вот так, без перерыва на ночь, в Западном Вемменхёге, и что? Работали бы сутки напролет арендатор Хольгер Нильссон и его жена. И заработались бы насмерть.
Сон
Мальчик поднял голову, сел и осмотрелся спросонья. Странная история… Он никогда здесь не бывал. Никогда в жизни не видел эту долину, эти горы. Не узнавал круглое озеро и уж тем более скрюченные, малорослые березы.
И куда делся орел? Нигде не видно. Бросил он его, что ли? Новое приключение…
И спать хочется ужасно. Он лег на землю, закрыл глаза и попробовал вспомнить, что было перед тем, как он уснул.
Значит, так. Летели они над Вестерботтеном – это точно. Ему казалось, что они стоят на месте, а вся провинция движется на юг. Было такое. Потом Горго свернул на северо-запад, и он снова почувствовал ветер – теперь он дул не в лицо, как с утра, и не в спину, как днем, а сбоку. Земля внизу тут же остановилась. Орел летел очень быстро.
– Мы в Лапландии, – бросил он через плечо.
Мальчуган нагнулся, чтобы получше рассмотреть места, о которых столько слышал.
И сразу почувствовал разочарование: леса, леса, леса.
Болота, болота, болота.
Лес, болото, опять лес, опять болото…
Пейзаж был на редкость однообразным, и его начало клонить в сон. Он даже чуть не свалился.
Что было потом? Потом он сказал орлу, что больше не может, должен поспать. Горго немедленно опустился на землю и сбросил его на мягкий мох. Не успел мальчик закрыть глаза, орел схватил его за жилетку своими устрашающими когтями и взмыл в воздух.
– Спи, Тумметот! – весело крикнул он. – Я при таком солнце все равно не засну. Надо торопиться!
Мальчику было довольно неудобно болтаться в когтях у орла, но, как ни странно, он все же заснул. Может быть, от качки.