Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции

– Это тебе не по зубам. Садись и пиши свои сказки и легенды, это ты умеешь, а такую книгу должен писать кто-то другой. Серьезную, поучительную книгу. И сама подумай – если дети будут изучать по такой книге историю и географию, то это учебник. А в учебнике не должно быть ни слова выдумки.

Так и решила – откажусь-ка от этого замысла. Но желание написать про родную страну что-то хорошее осталось. И время от времени мысли ее возвращались к задуманной книге. Наконец, писательница решила, что, сидя в городе, такую книгу написать невозможно – одни улицы да каменные дома. Наверное, именно поэтому она не в состоянии была выдавить из себя ни строчки. И если уехать из города туда, где, куда ни глянь, леса, поля и горы, может, дело пойдет получше.

Она была родом из Вермланда, и для нее было совершенно ясно, что начать книгу надо именно с Вермланда. С провинции, которую она знала как свои пять пальцев. И прежде всего описать место, где она росла: скромная усадьба, далеко от всех городов. Тихий уголок, где еще сохранились старые обычаи и ремесла. Детям должно быть интересно услышать, как у нее дома праздновали Рождество, и Новый год, и Пасху, и летний солнцеворот. Как много забот было у людей, как много надо было уметь, какая у них была мебель и домашняя утварь, как выглядели кухня, чуланы для провианта, коровник, стойло, гумно, баня… Но как только она садилась за стол, карандаш словно застывал в руке. Почему – объяснить не могла. Застывал – и все.

И не скажешь, что память подвела, – нет, она помнила все так же ясно, как если бы прожила там всю жизнь. И тогда она сказала себе: уж если я решила пожить в деревне, поеду-ка я в старое имение, посмотрю еще раз, прежде чем писать.

Много лет уже собиралась она съездить на родину и теперь рада была, что нашлось оправдание. Потому что, где бы в мире она ни была, всегда тосковала по своей скромной усадьбе. Конечно, были места и покрасивее, и получше, но нигде она не чувствовала такого покоя и умиротворения, как в доме своего детства.

Оказалось, это не так просто, как она думала. Усадьбу давно продали незнакомым людям. Нет-нет, она не сомневалась, что встретят ее радушно. Но ведь она не для того едет, чтобы сидеть и вести светские разговоры с чужими людьми. Ей надо сосредоточиться и попытаться вспомнить, как все было много лет назад.

В конце концов решила, что приедет вечером, когда все дневные работы будут закончены и люди разойдутся по домам.

Она даже предположить не могла, как это странно и волнующе – возвращаться после многих лет разлуки в родной дом. Коляска приближалась к усадьбе, и ей казалось, что с каждой минутой она становится все моложе и моложе. И в конце концов она поняла, что она уже не дама с седеющими волосами, а маленькая девчушка в короткой юбчонке и со светлой, как лен, косой.

Она узнавала каждый хутор. Наверняка здесь все так же, как и много лет назад. Мать, отец, братья и сестры уже ждут ее на крыльце, старая экономка прильнула к кухонному окну – кто это там еще к нам пожаловал? А Нерон! А Фрейя! Они наверняка выбегут встречать, начнут визжать, лаять, прыгать и стараться лизнуть ее в нос. А за ними и все дворовые собаки. Вот это будет встреча!

Ей становилось все радостнее. На дворе давно уже осень, у крестьян дел невпроворот, но ведь именно из-за них, из-за вечных и многочисленных крестьянских забот, жизнь здесь никогда не казалась скучной и однообразной. Вдоль дороги на огородах было довольно много людей – копали картошку. В доме ее детства это тоже была горячая пора – накопать картошки, помыть, натереть, приготовить крахмал. Осень довольно мягкая – интересно, успели ли собрать урожай фруктов и ягод в саду? Капуста еще на грядках – ждет первых заморозков. А хмель-то, по крайней мере, собрали? А яблоки?

Дома, наверное, все вверх дном – идет генеральная уборка к осенней ярмарке. Ярмарка считалась большим праздником, особенно для прислуги, а к празднику все в доме должно быть чисто и прибрано. И когда уборка заканчивалась, с каким удовольствием собирались все в кухне, смотрели на выскобленный, устланный для аромата можжевеловыми ветками пол, на только что побеленные, еще пахнущие мелом стены, на выставленные на полках под самым потолком медные кастрюли и кофейники, в которых золотыми огоньками отражались свечи…