Читаем Удивительный Самсон. Рассказано им самим... и не только полностью

Зрители бурно аплодировали мне, тогда как Петров, униженный, начал покидать эту сцену. Но я не был намерен дать ему уйти прежде, чем он не докажет, что может исполнить тот же трюк, хвастливо преложенный мне. «Погоди немного, Иван Петров, — сказал я, — ибо мне любопытно узнать побольше о тебе. Думаешь ли ты, что у тебя достанет сил развернуть этот ошейник, после того, как согну его вокруг твоего горла? Сам-то я думаю, что не сможешь. Достанет у тебя смелости попробовать?»

Попасть в свой собственный капкан, как говорится, Петров совсем не ожидал, и по лицу его было видно, как он удивлён. Но отступать некуда, не было никакого шанса избежать этого страшного испытания, ибо толпа была единодушна. «Теперь очередь Петрова, — кричали они, — это он должен сейчас показать свою силу и смелость».

Ему пришлось нехотя согласиться, и я приставил к его шее согнутую наполовину полосу и быстро сомкнул её на горле. Возможно, теснее, чем он сделал это мне: я решил не дать ему легко освободиться. Если он сможет разогнуть металл после того, как мои руки потрудились, то ему придётся быть поистине сильным и храбрым.

Преодолевая боль, Петров пытался освободиться от стальной петли после того, как я отпустил его, но всё было напрасно. Он обильно потел, а из ладоней и шеи текла кровь. «Довольно! — крикнул он в конце концов. — Я побит. Разогни полосу. Александр Засс. Ты взаправду честно победил в состязании, и я признаю тебя победителем!»

Услышав такие слова, я подскочил на помощь к своему сопернику, ибо у него уже не было сил сопротивляться, и он был в большом отчаянии. Схватив концы полосы, которые безжалостно соединил, я сделал усилие, чтобы освободить его горло от стальной хватки: сам он ни на сколько не смог отодвинуть её от своей плоти. Я ободрал ладони, и в висках у меня стучало так, будто они сейчас разорвутся, а полоса сначала не поддавалась. Затем почувствовал, как она медленно пошла. И, напрягшись, как никогда, я развернул её.

Так закончилось то, что, согласитесь, было чудовищным испытанием силы тела и воли духа. От радости победы я забыл о боли, которую пришлось испытать, а острое чувство вражды к побеждённому противнику ушло. Ибо он показал высокую степень духа и силы. Каждый из нас мужественно стремился к победе. Но я был доволен, что Александр Засс победил, не только ради своей собственной гордости, но еще больше из-за того, что это принесло хорошие барыши моему отцу.

Теперь я был знаменитостью в Саранске, хоть и совсем молодым человеком. Молва о моей силе расходилась на много миль. Однако жизнь моя почти не изменилась. Летом я всё еще посвящал себя делам отца, а зимой ходил в школу, как я говорил вам до этого. Конечно, я был по-прежнему привязан к изучению механизмов локомотива и учился управлять им. Но как же я это ненавидел! Даже трудно сказать, как сильно.

В конце концов, пришло время, когда я, теперь восемнадцати лет от роду и ещё более сильный, должен был попрощаться со школой в Саранске, с имениями, работая в которых был так счастлив, и с техническими мастерскими, которые ненавидел. Но мне пришлось отправляться, как говорится, из огня да в полымя. Ибо, завершив обучение здесь, я вынужден был ехать в Оренбург, город, находящийся на много миль отсюда, чтобы работать там шесть месяцев в большом локомотивном депо перед тем, как получить место помощника машиниста.

Итак, одним солнечным утром я отправился в путь из Саранска в Оренбург, куда и добрался через несколько часов путешествия, усталый, голодный и совсем несчастный. И пока я медленно шёл по дороге от вокзала к локомотивному депо, я гадал, какая жизнь мне уготована в этих чужих местах. Неожиданные и замечательные вещи предстояло мне вскоре обнаружить, какие и не снились.

И об этом я начинаю свой рассказ.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава I

Без всякого восторга на душе шёл я по главной улице Оренбурга дорогой к локомотивному депо, считая, что моё пребывание там поставит крест на моих устремлениях, Но скажу всё-таки, что с таким будущим полностью смирился. Я решил добиться в этом противном мне деле наибольших успехов.

Но случилось так, что возможность проявить себя на этом самом поприще мне не представилась. Как только я прошёл половину пути до места назначения, мой взор привлекли несколько ярких разноцветных плакатов, расклеенных на стене. Оказавшись достаточно близко, чтобы разобрать написанное, я с великой радостью обнаружил, что это были афиши цирка Андржиевского, который вот-вот должен был дать представление в этом городе. «Это очень хорошо, — сказал я себе. — У меня полно свободного времени, так что пойду-ка я в цирк посмотреть на те чудеса, которые там показывают». Ибо, должен сказать, труппа Андржиевского была очень знаменита. Я посчитал себя настоящим счастливчиком, что оказался здесь в Оренбурге, когда намечаются долгожданные гастроли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное