Читаем Удивительный Самсон. Рассказано им самим... и не только полностью

Я, однако, недолго проработал в этой стране, пока не понял, что в то время, как публика в целом готова принять меня как добросовестного исполнителя силовых номеров, её физкультурная часть — под этим я имею в виду тех, кто в той или иной форме занимается физическими упражнениями — скорее склонна относиться к моим трюкам с подозрением. Понимаете, мои выступления настолько отличаются, целиком и полностью, от всего, что зрители видели раньше, что они не вполне могли заставить себя поверить в то, что увиденные ими номера не только новые, но и совершенно доподлинные. Отдавая должное всем заинтересованным лицам, мне, наверное, следует подробно рассмотреть все основания для сомнений. И когда будут даны все объяснения, никакой причины сомневаться не возникнет.

Начну прежде всего с моих номеров по разрыванию цепей! Из того, что мне удалось узнать, в прошлые годы в Англии появлялись другие исполнители, которые делали подобное жульническим способом. Ну, это меня не удивляет. Даже на Континенте такие способы известны. Но это вовсе не означает, что и я исполняю номера таким же образом. Моя сценическая площадка всегда открыта для проверки, и любой желающий может подойти и сам проверить цепи. Мой управляющий всегда приглашает представителей от публики на сцену, чтобы как можно тщательней отсмотреть выступления. Делали бы мы так, если бы я прибегал к уловкам для выполнения этих номеров? Я так не думаю!

Ещё я слышал, как говорят, что железные пруты, которые я сгибаю, специально смягчаются, а те, которые выдаются для участников состязаний, оказываются по-настоящему твёрдыми, каким и должен быть металл. Говорите, что их специальным образом смягчают, те, что использую я? Тогда как же так получается, что после того, как я согну прут, который я наугад беру из тех, лежащих для проверки — никто не может согнуть его дальше? Я ведь опять даю его проверить! Нет, те, кто может подумать, что прут, который я беру как-то отличается от остальных, явно «сошли с рельсов». Нет никакой разницы в крепости прутьев. Разница заключается только в крепости рук.

Номер с возлежанием на гвоздях, когда на грудь мне кладется камень, по которому бьют тяжёлыми молотками, весьма озадачивает людей, и он объясняется, как мне передали, несколькими любопытными версиями. Некоторые говорят, что гвозди не острые, другие — что камень не тяжёлый. Ещё одни говорят, что я смазываю кожу специальными препаратами, чтобы не чувствовать боль. Ну хорошо, в последнем предположении, может быть, есть какой- то смысл, не буду отрицать. Но любой, кто действительно считает, что гвозди тупые, приглашается полежать на них и проверить это, а те, кто оспаривает тяжесть камня, который лежит на мне, пожалуйте объяснить: с которых пор полтонны — примерно столько обычно весит камень — считается лёгким весом?



Номер, в котором я лежу под мостком, по которому ходит лошадь, а следом за ней тридцать - сорок человек — число, ограниченное только размером площадки, — объясняют тем, что все это время мост якобы не лежит на моей груди, благодаря своей особой конструкции. Если это так, то как же мне удастся поднимать и опускать его, когда люди проходят по нему? На самом деле я это делаю расширением и сокращением своих лёгких, таким способом увеличивая и уменьшая высоту моей грудной клетки. Если бы мост не опирался на эту часть моего тела, то как бы я ни изгибался под ним, это бы не повлияло на его положение, не так ли? Этот вопрос не требует ответа.


Высокий человек на переднем плане - Альфред Говард, импрессарио Самсона


Подъём балки зубами, как говорили, — просто фокус. Ну, возможно, это так. В любом случае это такой совершенный фокус, что каждый может отчётливо видеть, как он делается. Я просто оборачиваю прокладкой цепь, за которую цепляюсь зубами, в том месте, которое, как мне кажется, находится посередине, затем руками поднимаю её с земли, чтобы проверит!», правильно ли нашёл середину — и чтобы поправить, если что не так. Затем я опускаю её снова на пол, беру прокладку в рот и встаю с балкой, которую держу зубами. Это не слишком трудно, признаюсь, гак как балка весит не более 500 фунтов. Несмотря на всю эту простоту, я, однако, не встречал ещё никого, кто мог бы поднять её от пола хотя бы на дюйм.



Перетягивание каната некоторые считают ничем не примечательным. Нет никаких усилий, чтобы удерживать канаты, которые тянут две лошади. Хорошо, хоть это звучит необычно, считаю это одним из лучших моих номеров. Его иногда очень трудно исполнять, если одна из лошадей намного сильнее другой. Как тяжело тогда напрягаться! Я исполнял этот номер почти с полусотней людей — по двадцать четыре с каждой стороны, если правильно помню и несколько раз не по одной, а по две лошади с каждой стороны. И всё-таки почему же я считаю этот номер хорошим, а другие люди — нет. Возможно потому, что исполнять его приходится мне, тогда как критики — в роли ротозеев. Обычно у двух таких сторон бывают различия во взглядах.


Передовица "Санди Экспресс": "Человек мощностью две лошадиные силы!"




Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное