Читаем Удивительный Самсон. Рассказано им самим... и не только полностью

Это не имело значения, ибо прославило Берта Викхэма. Укутанный в свои многочисленные свитера, он объехал страну с немалой выгодой для себя. В то время много шумихи начала производить борьба, так что Берт «катал» с собой нескольких силачей. Звезду своей труппы он сподвигал за хорошие деньги выходить против лучшего борца, какого только можно было найти. И. так как он обычно быт достаточно благоразумен или достаточно удачлив, чтобы подбирать хороших людей, ему в основном удавалось поддерживать нужный интерес, чтобы заполнять половину вечернего развлечения.

Затем этот великий человек сам выходил на сцену в сопровождении автомобиля. Он всегда вывозил свой собственный, между прочим, и ему неизменно удавалось договориться с местным шофёром, который прислушивался к «весомым» доводам. По случаю он мог разрывать колоды карт и ломать подковы, которые были впору слону - чудовищные предметы, которые подносили ему под протесты зрителей. Затем наступал его многословный вызов каждому в этом мире, кто лучший в одиннадцати, тринадцати, пятнадцати или даже семнадцати видах спорта, — плаванье, для ко которого ему пришлось бы снять семь или восемь свитеров, обычно бывших на нём, благоразумно исключалось. Затем, наконец, колоссальный трюк Берта с удержанием двух автомобилей.

Поставленный между двумя машинами, Берт или любой из ведущих, которых он привлекал по случаю, объявлял, что сейчас произойдёт, и пространно изрекал, какая для этого требуется нечеловеческая сила. Затем заводились моторы, и зрители могли (благодаря лучу друммондова света) наблюдать, как черты лица Берта чудовищно искажались из-за ужасного напряжения, и совершалось чудо. Берт напрягался и напрягался, пока авто, несмотря на сопротивление моторов, медленно подкатывались к нему.

Великий трюк! Трюк, который даже превзошёл поднятие слона могучим Сэмпсоном до тех пор, пока одним несчастливым вечером в ланкастерском мюзик холле, что-то не так пошло с механикой, и сейчас нужно описать, как и почему всё пошло не так, как надо.

Всё дело было в шофёре нанятом из местных жителей, который сыграл с ним подлый трюк. Он сделал это к тому же в самом начале их запланированного надолго сотрудничества, причём на эту работу он сам долго и упорно набивался. Берт, как всегда, обернул вокруг себя цепи обоих автомобилей, когда этот мерзкий тип вместо того, чтобы дать задний ход (секрет этого номера), поставил рычаг на одну из передних скоростей и въехал со сцены прямо через декорации в стену театра, волоча за собой бедного Берта и его старый «прицеп». Это был, конечно, финал Викхэма.

Но перед тем, как закончить с Викхэмом, нужно сказать ещё кое о чём. Неправильно будет так просто отбросить Берта, потому что он был больше, чем эпизодический персонаж. Он был ярким проявлением эпохи. Ведь одержимые поклонники силы толпились на железнодорожных станциях, чтобы увидеть, как он останавливает поезда.

Этот трюк, который неизменно вызывал глубокое уважение, проходил в виде прощальной «штуки». Викхэм, будучи в какой-нибудь компании, редко упускал возможность показать свои многочисленные дарования. Его обычно провожала на местном вокзале небольшая толпа поклонников. И с ними он болтал, пока поезд не начинал трогаться. Тут он одним прыжком подскакивал к вагону, хватался за дверную ручку, и, явно выжимая из себя все силы, могучим рывком распахивал дверь и уезжал, махая рукой на прощанье. А оставшиеся зрители стояли, раскрыв рот, в твёрдом убеждении, что он в самом деле уменьшил скорость локомотива. Признаю, звучит слегка надуманно. Но я пишу именно так, как было.

Почти такой же по подлинности трюк был у него с подковой. Приехав в любой город, в котором ему надо было выступать, он приходил к лучшему кузнецу и заказывал особенную подкову. Когда она была готова, просил кузнеца рассказывать всем, что эта подкова будет предложена для проверки его (Викхэма) сил, упирая на то, что, выставив эту подкову у своей кузницы или концертного зала, мастер получит бесплатную рекламу своего предприятия. Эта особенная подкова, как заявлялось, представлялась на суд пятничным или субботним вечером, в зависимости от того, который день лучше на этой неделе подходит для хорошего выступления. После того, как подкову изучили, Викхэм заявлял, что она ему очень нравится, поэтому он тут же закажет себе вторую. Это всё для того, чтобы расширить рекламу, так он всегда предусмотрительно объяснял.

Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное