Угол атаки

Фамилия начальника охраны была Сивопляс. Двадцатипятилетним старшим сержантом «Вымпела» он участвовал в штурме дворца Амина в Кабуле, потом был тяжело ранен осколком мины в голову и попал в плен. Когда до начальства дошло, что он знает много лишнего и может рассказать об этом, его обменяли и вывезли в Ташкент. Два года он провалялся в госпиталях и был комиссован с мизерной пенсией. С тех пор его левый висок и скулу пересекал страшный пиратский шрам, он был полон нескрываемой враждебности и презрения ко всему миру и предан Тимашуку, который вытащил его из беспросветной жизни и пристроил к делу, отвечавшему его основательности и любви к дисциплине.

Сивопляс доложил — в своей манере изъясняться не очень грамотно, но точно:

— Товарищ подполковник, на объекте порядок, отрицательных происшествий нет.

Водку пьянствовали только один раз, кто попало наказан, других безобразий не нарушали.

Тимашук кивнул в знак того, что он все понял и докладом удовлетворен, приветливо поздоровался с полковником Тулиным и его заместителями. Тут же, на вертолетной площадке, приказал: освободить железнодорожную эстакаду для состава из Улан-Удэ, подготовить к работе все краны и подъемники, сформировать погрузочные команды, залить керосин в танки топливозаправщиков, предупредить экипаж, чтобы был готов к вылету тотчас же после окончания погрузки и заправки «Мрии».

Ни полковник, ни его офицеры, ни Сивопляс не поняли, к чему пороть горячку в субботний вечер, но спорить не стали. Тулина еще полтора года назад отправили бы на пенсию по достижении предельного пятидесятилетнего возраста, если бы не ходатайство генерального директора ЗАО «Феникс». Его замы понимали, что возражать Тимашуку себе дороже — запросто останешься без квартальной премии, которую фирма «Феникс» регулярно выплачивала офицерам. А у «черных», как называли охрану «Феникса» из-за цвета униформы, и мысли не могло возникнуть о выражении недовольства. Они напрямую подчинялись подполковнику Тимашуку, и зарплата у каждого была в два раза больше, чем у командира полка.

В 14.10 поступило сообщение от диспетчера Забайкальской железной дороги: литерный состав из Улан-Удэ миновал разъезд на Транссибе и вышел на ветку, ведущую к аэродрому.

Семьдесят два километра. Примерно три часа хода — учитывая состояние железнодорожного полотна, ослабленного весенними паводками. В семнадцать часов состав будет на месте. Три часа разгрузка, около четырех — погрузка. Не позже полуночи «Мрия» взлетит.

В семнадцать часов состав не пришел. Не было его и в восемнадцать. Тимашук приказал оперативному дежурному связаться с Читой. Диспетчер Забайкальской железной дороги обещал все выяснить и перезвонить. Прошло полчаса. Звонка не было. Тимашук приказал повторить вызов. Диспетчер сказал, что он пытается связаться с машинистом тепловоза по рации. Связь есть, но ни хрена не слышно, сплошной треск. Попробует по релейке выйти на разъезд, а дежурному разъезда будет проще вызвать рацию тепловоза — ближе. Прошло еще полчаса. Из Читы сообщили, что до разъезда дозвонились, но дежурный пьяный. Жена сказала, что сейчас подоит корову и сходит к соседу. Тот умеет управляться с рацией.

У подполковника Тимашука появилось ощущение ирреальности происходящего. Конец двадцатого века. Компьютеры. Спутниковая связь. Виртуальная действительность.

Клонированная овечка Долли. Интерактивный черт в ступе. Литерный состав с модулями новейших истребителей бесследно исчезает на семидесятикилометровой железнодорожной ветке. Корова. Сколько времени доят корову?

Стемнело. Вспыхнули аэродромные прожектора. В начале взлетно-посадочной полосы чернела громадина «Мрии». Небесный левиафан.

* * *

Корову доили полтора часа. Большая оказалась корова. Или сосед жил неблизко. Или у жены дежурного по разъезду были больные ноги. Но все приходит вовремя для того, кто умеет ждать. Сосед вызвал по рации машиниста тепловоза, потом по релейке связался с диспетчерской Читы, диспетчер вызвал Потапово и сообщил, что состав из Улан-Удэ в семнадцати километрах от аэродрома сошел с рельсов.

* * *

Фары БМП выхватывали из темноты то невысокую насыпь, вдоль которой виляла грунтовка, то опоры высоковольтной ЛЭП, проложенной параллельно железнодорожному полотну. Гусеницы рвали сухую верхнюю корку, месили глину, тяжелую машину мотало из стороны в сторону и вверх-вниз. Тимашуку приходилось крепко держаться за край люка, чтобы не свалиться с брони. Свободной рукой он прижимал к глазам бинокль, пытаясь высмотреть прожектора тепловоза. Но впереди была лишь голая глинистая равнина с жидким кустарником, забитым сухими шарами перекати-поля. Разбегались по сторонам попавшие в свет фар ежи, однажды махнула огненно-рыжим хвостом лисица. Позади далекими праздничными огнями сиял аэродром, впереди и вокруг была дичь, глушь, ночь, посвисты ветра. Подступавшие слева лесистые увалы обнаруживали себя лишь при стремительных пролетах луны в разрывах тяжелых туч.