Угрюмое гостеприимство Петербурга

Дверь открылась. На пороге стоял князь Андрей Петрович.

Прямой и спокойный, он вошел в гостиную, закрыл за собой дверь и опустился в кресло подле княгини.

— Андрей Петрович. — Княгиня изобразила радость на лице.

Князь серьезно посмотрел на нее:

— Здравствуй, Маша.

— Много лет прошло с тех пор, как вы называли меня так, Андрей Петрович, — холодно отозвалась княгиня Марья Алексеевна.

— И не было ни дня, чтобы я не вспоминал о тебе. — Старый князь был не способен говорить страстно, однако в его ровном голосе проскользнула тень возбуждения.

— И вспоминали, вероятно, всякие гадости, — ехидно улыбнулась княгиня.

— Я вспоминал те времена, когда мы любили друг друга, как ты собиралась стать моей женой, как мы были счастливы вместе. Ты помнишь?

— Прошу прощения, князь, это, видно, вам приснилось, — рассеянно покачала головой Марья Алексеевна.

— Ты пытаешься спрятаться за маской бесстрастия, хочешь показаться твердой и сильной, однако я знаю, какая ты на самом деле, — ласково произнес Суздальский. — Я знаю, что сейчас ты сидишь с безмятежным видом, а сердце твое стучит, словно турецкий барабан.

— Неужели? — Во взгляде Марьи Алексеевны был лед, но сердце ее в эту минуту горело, словно сжигаемое адским пламенем.

Андрей Петрович неспешно встал с кресла, плавно подошел к Марье Алексеевне и крепко поцеловал княгиню в губы. Затем он выпрямился и нежно посмотрел на нее.

— Андрей… — у Марьи Алексеевны захватило дух, — Андрей Петрович, вы… вы просто наглец! Да как вы… как вы посмели?!

— Уже больше тридцати лет я не целовал тебя, Маша.

— Уже больше тридцати лет… — эхом отозвалась княгиня. — Неужели так много? — Взгляд ее сделался нежным, в нем смешались счастье и горечь. — Андрей…

— Сколько лет я ждал этого момента, — задумчиво и счастливо произнес Суздальский.

— Андрей, но я же ведь совсем старуха! — горько воскликнула княгиня.

— Для меня ты всегда останешься молодой. К тому же, — князь усмехнулся, — я и сам уже порядком поистрепался.

— Андрей, но мы ведь не можем теперь сойтись! — с болью в голосе воскликнула Марья Алексеевна.

— Нет, не можем, — покачал головой Андрей Петрович.

— Но тогда?..

— Но в наших силах дать другим обрести свое счастье.

— Дать другим? — Княгиня с непониманием посмотрела на Суздальского. — Обрести счастье?

— Мы можем позволить двоим людям, которые любят друг друга, быть вместе, — пояснил князь, — дать им то, чего мы были лишены. Мы можем дать Ричарду и Анастасии…

— Нет! — Вся нежность, вся любовь, которые, казалось, навсегда овладели княгиней, теперь моментально ее покинули. — Этого не будет никогда!

— Маша, но подумай: ведь если бы ты так не упорствовала, два сердца могли бы соединиться, — настаивал Андрей Петрович. — Два человека не могут быть счастливы из-за глупых сплетен и предрассудков.

— Ты пришел говорить со мной о любви, — с надрывом говорила княгиня, всеми силами стремящаяся подавить набегающие на глаза слезы, — говорить о нашей святой любви только затем, чтобы помочь отпрыску герцога Глостера жениться на моей девочке?! Этому бастарду взять в жены Анастасию?! Никогда отродье Глостера не войдет в мою семью!

— Маша…

— А ты, — у княгини задрожал голос, — Иуда, змей-искуситель. Ты пришел напомнить мне о том, как я любила тебя, как я все эти годы вспоминала наше утраченное счастье с тобой, как я молила Бога, чтобы он позволил нам быть вместе, и как я мечтала о смерти, когда этого не произошло! Ты пришел с тем, чтобы надругаться над самым святым, что было в моем сердце! — Княгиня снова стала собой. Она пришла в ярость. Это происходило с ней нередко, то есть было нормальным ее состоянием. — Ты, подлый мерзавец, смеешь защищать этого бастарда! И за свое предательство ты заплатишь! И герцог Глостер заплатит — кровью своего сына! Позором для его имени!

— Уж не решила ли ты довести до кровопролития?

— Нет, — улыбнулась княгиня. Это была улыбка Сатаны, предвкушающего вечные пытки в аду для своего заклятого врага. Она была полна ненависти и искрилась пламенем преисподней. — Я обещаю твоему протеже позор. Посмотрим, как он стерпит презрение Петербурга и Москвы.

— Маша, он скорее умрет, чем станет мириться с бесчестием.

— Вот и прекрасно, — холодно и спокойно произнесла Марья Алексеевна. — Вы, князь, впрочем, еще можете все исправить. Отправьте мальчишку обратно на этот паршивый остров — и ничего не случится.

— Я буду поступать так, как сочту нужным, — с достоинством ответил Андрей Петрович.

— Тогда весь свет восстанет против вас.

— Что ж, — произнес князь спокойно, — будь по сему. Но в одном я никогда не лгал. Я любил вас. И несмотря на все ваши слова, я вас люблю. Прощайте, Марья Алексеевна.

Твердой походкой князь вышел из гостиной и аккуратно закрыл за собой дверь.

— Прощайте, милый князь, — всхлипнула Марья Алексеевна. — Ведь и я люблю вас.