Угрюмое гостеприимство Петербурга

— Я уже старый человек, и мой путь подходит к концу, — внезапно сказал Андрей Петрович. — Государь ничего не может сделать со мной. Однако ты — молод, амбициознен, горяч. Николай хочет услать тебя в Турцию. Он пригласит тебя лично. Если надерзишь ему, то навсегда утратишь его расположение. Он будет несдержан и резок в словах. Будешь перечить — он отправит тебя в Стамбул.

Петр Андреевич усмехнулся. В Турции распространялось британское влияние. Лондон, который испокон веков конфликтовал с Петербургом, стремился довести до конфронтации Турции с Россией. Турки все больше смотрят на русских враждебно. В министерстве Петр Андреевич нередко слышал о российских подданных, убитых на улицах Стамбула. Но что ж теперь, из-за этого не дерзить императору? Петр Андреевич спросил:

— Он будет говорить со мной о вас?

— Да.

— Будет проклинать вашу непреклонность и требовать от меня покорности и повиновения?

— Да, — кивнул старый князь. — Я уже отжил свой век. Мне терять нечего. Когда ты будешь в моих летах, ты позволишь себе то же, что я. Однако теперь, когда тебе двадцать пять лет, ты всего только надворный советник. Ты служишь стране и своему императору. Ты должен подчиняться его приказам.

— А если эти приказы расходятся с моими представлениями о чести, достоинстве, долге? Если он потребует, чтобы я отвернулся от вас? — выпалил Петр Андреевич.

— Ты должен думать о будущем. Жить настоящим моментом недальновидно.

— А вы?

— Я слишком стар: мое будущее — это кладбище.

Впервые за всю свою жизнь Петр Андреевич слышал, чтобы отец говорил о собственной смерти. Слышать это было ему дико и непривычно.

— Ты должен жить и продолжать наш род.

— А если я откажусь следовать прихоти императора? — спросил Петр Андреевич.

— Тогда ты во всей мере ощутишь его гнев.

— И окажусь в немилости, как и вы, — заключил молодой князь. — Но я скорее соглашусь умереть, чем предам вас, отец. Отец в ответе за деяния сына. Стало быть, и сын в ответе за деяния отца. Я не покорюсь императору.

— Я горд, что воспитал тебя правильно. — Глаза старого князя выразили одобрение.

Глава 16

Угрызения совести Шаховского

Суд не всегда при ясном ходе дела

Выносит справедливый приговор.

Уильям Шекспир

Князь Шаховской получил секретную депешу.

В ней сообщалось:

«Ваше Высокопревосходительство.

Приказание Ваше о беглом священнике-насильнике исполнено в полной мере. Чрезвычайною мерой наказания, на которой Вы настаивали и которую оставили на мое усмотрение, было назначено ослепление и захоронение заживо.

Рад служить Вашему Высокопревосходительству,

полковник Встовский».

Шаховской задумался.

Он выполнил свое слово.

Однако не слишком ли это круто? «Ослеплен и заживо похоронен». Это варварство. Это неправославно.

И зачем только этот Встовский упомянул об этих жестокостях. Достаточно было сообщить только, что приказ исполнен.

Иван Леонтьевич глубоко вздохнул. Как это можно — человека ослепить, похоронить живого? Что за опричнина?

Но ведь он сам настаивал на особой суровости. И все же то, что случилось, — не по-людски, не по-христиански.

А по-христиански ли изнасиловать невинную девушку? Отец Кирилл был ее духовником. Она ему доверяла.

А он — мерзавец! Совершил преступление против Бога и, больше того, сделал это в священном храме. Безусловно, он заслуживал самого строгого наказания.

«Однако кто я, — думал Шаховской, — чтоб быть ему судьей? Я человек, такой же, как и он. Да, я дворянин, я князь, я не преступник, но все же человек. „Не судите и не судимы будете, ибо как вы судите других, так и те, другие, осудят вас“. Только один Бог все знает, одному Ему все ведомо, один Он имеет право прощать и осуждать.

Но если мы, люди, не будем судить преступников, насильников и убийц, то они, не имеющие страха перед Господом, превратят землю в выжженное поле, погрязшее во грехе. Того, кого не удержат заповеди Господни, остановит страх перед гневом людским и страданиями на земле.

Однако убийство, столь жестокое… Это ведь даже не показательная казнь в назидание прочим. Никто не знал, в чем повинен священник. Никто не знал, чем он кончил. Так как же можно было?

Но хотел ли я такого исхода? Имел ли я в виду противное Богу издевательство над человеком, когда настаивал на чрезвычайном наказании? Это Встовский, паскуда, решил покуражиться над беззащитным».

Как и многие, Иван Леонтьевич был не способен признать себя виноватым в свершившейся чудовищной расправе над грешным священником. И посему, как и многие, он предпочел сделать виноватым полковника Встовского — ему было проще видеть причину случившегося не в собственных неопределенных и пространных приказах, а в жестокости подчиненного.