Читаем Уильям Шекспир. Гений и его эпоха полностью

Фон хроник — и части первой, и части второй — война, гражданская война, с мятежным Генри Перси, очень похожим на лорда Эссекса, очень много, подобно ему, рассуждавшим о своей чести. Но в пьесе постоянно звучит другой голос — голос Фальстафа, а Фальстафу нет никакого дела до чести. «Что же такое честь? Слово. Что же заключено в этом слове? Воздух. Хорош барыш! Кто обладает честью? Тот, кто умер в среду. А он чувствует ее? Нет. Слышит ее? Нет. Значит, честь неощутима? Для мертвого — неощутима. Но быть может, она будет жить среди живых? Нет. Почему? Злословие не допустит этого. Вот почему честь мне не нужна. Она не более как щит с гербом, который несут за гробом. Вот и весь сказ». Фальстаф, по меньшей мере, не тщеславен. Если предстоит война, он получит от нее все, что можно. В недавней экспедиции Эссекса в Глостершир были выявлены злоупотребления со стороны власть имущих, и именно в Глостершире Фальстаф и судья Шеллоу проводят набор рекрутов. Фальстаф отпускает Плесень и Бычка, взяв три фунта за пару. Реальные глостерширские капитаны оказались более жадными, чем этот: цена была — пять фунтов с каждого, кто хочет купить себе освобождение от военной службы.

Такому Фальстафу предстояло стать одним из самых любимых персонажей мировой литературы, что останется вечной загадкой для тех, кто ставит знак равенства между любовью и моральным совершенством. Но для тех, кто не видит никакой добродетели в войне, правительственной пропаганде, квасном патриотизме, тяжелом труде, педантичности и кто дорожит падшей человечностью, когда она обнаруживается в мошенничестве и острословии, здесь нет никакой тайны. Дух Фальстафа — великий столп цивилизации. Он исчезает, когда государство слишком могущественно и когда люди слишком заботятся о своей душе. Когда мы говорим о шекспировском духе, порой мы имеем в виду главным образом Фальстафа. Когда у Оруэлла в «1984-м» Уинстон Смит пробуждается с именем Шекспира на устах, его подсознание не взывает к патриотически настроенному оратору или защитнику наведения порядка и повиновения в государстве; оно погружается в шекспировско-фальстафовский народный дух, вспоминая остроумного, непочтительного зубоскала, издевающегося над политическими лозунгами, старого, глумящегося надо всем Силена. Сейчас такие личности, как Фальстаф, почти исчезли, и поскольку власть государства расширяется, то вскоре будет ликвидировано и то, что еще осталось. Мы дорожим Фальстафом, испытывая по отношению к нему неизбывную ностальгию.

Есть, мне кажется, что-то от Шекспира в этом человеке, так же как и у Шекспира, обладавшего богатым воображением проектировщика, есть что-то от этого громадных размеров бога вина и трусости. Он не просто жирный мятежник, пытающийся вылезти из тощего конформиста. Он остроумный шут небольшого двора, Шекспир в доме Саутгемптона. Его терпят, но основательно презирают. В конце пьесы друг, который стал королем, отказывается от Фальстафа и призывает его покаяться. Фальстаф задолжал тысячу фунтов.

И приблизительно ко времени написания пьесы «Генрих IV», должно быть, пришел конец дружбе Уилла с Саутгемптоном. Фрейлина королевы, которую соблазнил граф, госпожа Вернон, исчезла на семь месяцев с ребенком. Граф сыграл роль человека, который тайно увез ее в Париж и женился на ней, но после их возвращения разгневанная королева засадила и Саутгемптона, и его графиню в тюрьму. С этого момента и далее Саутгемптон будет целиком солидарен с Эссексом. Не останется больше времени выслушивать добрые советы своего плебейского друга или заводить вульгарных друзей-актеров. Но граф принял, хоть и с большим запозданием, один совет: он рабски последовал указаниям своего ментора — сначала сделал свою избранницу беременной, а потом женился на ней.

Итак, для Шекспира Фальстаф был наглядным доказательством его мастерства и неиссякаемым источником накопления денег, он был, как ему и полагалось быть, всеобщим любимцем, и двор снисходительно смеялся над его шутками. По традиции считают, что «Виндзорские насмешницы», где показан влюбленный сэр Джон, были сочинены по личному указанию королевы, которая не хотела расставаться с Фальстафом. Маловероятно, чтобы Шекспир по доброй воле захотел показать Фальстафа в еще одной ипостаси. В «Генрихе V», чьей темой была справедливая и славная война, не оставалось места для пьяного циника, и Шекспир мудро, всего в одной сцене, преисполненной изумительного пафоса, расправился с ним. Фальстаф «Виндзорских насмешниц» несимпатичен; вожделение не к лицу ему, и он проигрывает в остроумии, находясь в окружении себе подобных.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное