Уинстон Черчилль

30-е годы характеризуются смятением правящего класса Англии: потеря позиций в мире, многомиллионная армия безработных, вызов новой эпохи. Черчилль остро ощущал этот кризис. В 1933 году он заявил аудитории: “Ничто не спасет Англию, если этого не сделает она сама. Если мы потеряем веру в себя, в нашу способность направлять и править, если мы потеряем волю к жизни, тогда действительно наша песня спета”. Он отмечал “заметный упадок воли к жизни, и еще более воли повелевать”. Вкладом Черчилля в подъем национального духа должны были стать его исторические сочинения.

В 1930-1935 гг. Черчилль ушел от политической жизни в историю, публицистику и в достаточно узкий семейный круг. Свою популярную “Моя ранняя жизнь”он завершил словами, что женился “и с тех пор жил счастливо“. Реальная жизнь, увы, не всегда оправдывала эту оптимистическую оценку. Его единственный сын Рендольф был, по всеобщему признанию “красив как греческий бог и вдвое высокомернее бога”. Университетскую степень он решил не получать; вместо того, чтобы платить за чужие лекции 400 фунтов стерлингов, он решил получать многократно больше за собственные. И имел основания. Сам Уинстон Черчилль удивлялся ораторскому дару сына. Проблемой сына было не отсутствие способностей, а, как он сам позднее признавал, “отсутствие точки приложения”. Отец, признавая его талант, называл его “пулеметом”. Друзья говорили, что он имитирует отца, не имея его работоспособности и интеллекта. Бивербрук считал, что Рендольфу еще “предстоит собрать необходимую амуницию и научиться поражать цель”. Те качества, которыми от рождения обладал Рендольф (и которых от рождения не было у его отца, в частности, внешность и тембр голоса, ораторские способности и стиль письма), в конечном счете лишь усилили его “нечерчиллевские” черты - высокомерие и ленивую беспечность. Ему все удавалось легко. Лорд Лондондерри, видимо, коснулся сути, когда сказал Уинстону, что, хотя Рендольф “так напоминает тебя предприимчивостью, смелостью и энергией, он не такой как ты, потому что он, кажется, не понимает того, что ты всегда понимал - что секретом силы является знание”. Своим жизненным стилем он напоминал отца - минус работоспособность, плюс немыслимые долги. Уинстон Черчилль относился к сыну с большей страстью, чем Клементина, что можно сказать и об его отношении к дочерям. Из них в тридцатые годы родителям беспокойств не доставляла лишь маленькая Мери. Диана развелась с первым мужем, но неожиданно быстро вышла замуж за восходящую политическую звезду Данкена Сэндиса. Дочь Сара приложила истинно черчиллевские усилия, чтобы добиться успеха в танцевальной карьере на сцене. В круге старшего Черчилля считали, что “танцовщица может стать леди, но леди не может быть танцовщицей”.

Многие посетители Чартвела могли сказать о Клементине Черчилль только то, что она слушает своего мужа. Но в середине 30-х годов, после четверти века “слушания” Клементина начинает процесс самоутверждения. Черчилль пишет ей подробные письма, но сквозь строки слышны ноты отчуждения. И тем больше проявляется его страсть в политике, в историографии, в журналистике.

Черчилль всегда верил в пользу изучения истории: “В последние годы жизни я пришел к выводу, что необходимо всегда оборачиваться к истории, изучать ее и размышлять о ней. Так можно определить главную линию движения. С другой стороны, ошибкой было бы привязывать себя к событиям и явлениям последних нескольких лет, если они не несут в себе здоровое начало и не связаны с основной линией развития”. И если соотечественники, оборачиваясь назад, видели мрак мировой войны, то Черчилль смотрел на более светлые времена, он указывал на триумфы герцога Мальборо в войне с Францией, мужественное противостояние его страны Испании, создание величайшей мировой империи. Многие называли это романтизмом, но этот романтизм помогал выжить в новой обстановке.

В своей оценке грозных новых событий Черчилль отнюдь не пользовался поддержкой влиятельных сил в стране. Когда Черчилль произносил в Вестминстере слова: “Боже, благодарю тебя за создание французской армии”, большинство лиц в палате общин, по его же словам, “скривилось от отвращения”.

Чтобы понять, почему голос Черчилля звучал так слабо и неубедительно в 30-е годы, прислушаемся к голосу его поклонника, одного из руководителей Оксфордского университета сэра Алена Герберта: “Я не думаю подобно многим в эти дни, что Черчилль является блестящим, полным сил, мужественным, но почти всегда неправым. Я думаю, что он почти всегда прав… Но я думаю, что война его в целом восхищает; что же касается меня, то после трехлетней службы в пехоте на Галиполи и во Франции меня война отнюдь не вдохновляет”.