Уинстон Черчилль

Окружение Черчилля сопротивлялось тому, чтобы столь тесно и однозначно связать себя с судьбой Польши. Бусби писал Черчиллю: “Это самый сумасшедший шаг, когда-либо предпринятый нашей страной”. Бусби разговаривал с Гитлером более часа и когда фюрер сказал ему, что намерен использовать Польшу как трамплин для вторжения в СССР, он увидел в глазах Гитлера “безошибочные признаки сумасшествия”. Гитлер заверил Бусби, что Германия “не намерена атаковать Британию и Британскую империю, но, если Англия станет польским или русским союзником, у него не будет выбора”. И теперь, к ужасу Бусби, Чемберлен давал “неожиданные безоговорочные гарантии без каких-либо гарантий русской помощи”. Б.Лиддел-Гарт, крупнейший военный теоретик, расценивал гарантии Польше как “глупый, бессмысленный и плохо обдуманный жест”, который “отдает судьбу Британии в руки хозяев Польши, людей сомнительных и переменчивых убеждений”. В знак протеста Лиддел-Гарт ушел с поста военного корреспондента “Таймс”. Дафф Купер записал в дневнике: “Никогда в нашей истории мы не отдавали в руки одной из малых стран решение о вступлении Британии в войну”.

Суждение Черчилля не было однозначным. Он писал о проявившемся со стороны Польши “аппетите гиены” во время раздела Чехословакии. В 1938 году воевать вместе с чехами против немцев имело смысл. Теперь же, после шести лет “примирения” правительство просило молодых людей “отдать свои жизни за территориальную целостность Польши… В худший возможный момент и в наименее благоприятных обстоятельствах было принято решение, означавшее гибель десятков миллионов людей”.

Глава пятая

ОДНА ПЕРЕД КОНТИНЕНТОМ

В канун войны Черчилль советовал Гитлеру

познакомиться с английской историей, чтобы

поразмышлять, какой вероятнее всего будет его судьба.

Дж.Палмб, 1969.

1 сентября 1939 года Черчилля разбудил телефонный звонок посла Рачиньского, сообщившего, что пятьдесят шесть немецких дивизий пересекли польскую границу. Черчилль принимал ванную и завтракал, когда следовали один за другим звонки польского посла: военно-воздушные силы Германии бомбят польские города. Но когда Черчилль связался с военным министерством, там даже не знали, что Германия начала войну против Польши. Генерал Айронсайд отметил в своем дневнике, что в 10 часов утра ему позвонил Черчилль: “Они начали. Сейчас происходит бомбардировка Варшавы и Кракова”. Айронсайд позвонил начальнику имперского генерального штаба лорду Горту, и тот отказался верить этому сообщению.

Все ждали реакции французов. Во второй половине первого дня войны Черчилль был призван на Даунинг-стрит. Теперь Чемберлен говорил, что “не видит надежды избежать войны”. Черчилль принял предложение войти в военный кабинет без комментариев. Он пришел в палату общин, “сел на свое место, слушал речи и был во власти чувства, которое пришло ко мне после всех страстей и волнений последних нескольких дней. Я чувствовал безмятежность, у меня было возвышенное ощущение того, что я поднялся над всеми личными делами… Слава старой Англии, миролюбивой и плохо подготовленной к кризису, но быстро ставшей бесстрашной в этот момент испытания чести, волновала меня и, казалось, она подняла нашу судьбу в те сферы, где не ощущались земные заботы. Я попытался передать это ощущение палате общин”.

Меньше всего он хотел напоминать, сколь прав он был последние семь лет. (Одним из самых любимых его афоризмов был: “Если мы начнем ссору с прошлым, мы потеряем будущее”). Он предпочел говорить с настоящим и будущем. “Вовне может бушевать шторм войны и где-то сокрушают целые страны, но в наших сердцах в это воскресное утро царит покой… Впереди много разочарований, но мы можем быть уверены, что задача, которую мы взяли на себя, по силам Британской империи и Французской республике. Новое поколение британцев готово доказать, что достойно великих людей своей страны, которые создали наши законы и обеспечили ее величие”.

В зале не было оживления 1914 года. Присутствующие восприняли войну с мрачной решимостью. “Это не война за Данциг или Польшу, - говорил Черчилль. - Мы сражаемся ради спасения мира от зла нацистской тирании, защищая священные для человека ценности. Эта война не направлена на достижение доминирования, расширение империи или получение материальных выгод. Она не направлена на то, чтобы лишить кого-либо места под солнцем или средств прогресса. Эта война направлена на защиту прав индивидуума”.

Чемберлен предложил Черчиллю возглавить адмиралтейство. “Морской совет, - вспоминает Черчилль, - был очень мил, просигналив всему флоту: “Уинстон вернулся”. Черчилль занял тот же кабинет, который он покинул ровно четверть века назад. На прежнем месте стоял деревянный ящик, в котором хранились карты четвертьвековой давности, на которые наносились маршруты германских кораблей. Прошло много лет, но у Британии был тот же противник, снова предстояла отчаянная борьба. И Черчилль записал: “Пусть будет так”.