Уинстон Черчилль

Гарольд Никольсон записал в своем дневнике, что “эта речь едва ли понравилась стране. Страна находится в слишком нервном состоянии и ее нельзя успокоить прекрасно составленными фразами. Но что еще он мог сказать?” Он, Черчилль, сам задал вопрос: “Движемся ли мы вниз или вверх?”. И, подводя баланс, сделал вывод, что, во-первых Соединенные Штаты “бросили свои гигантские ресурсы” в пользу союзников. “В этой войне они вместе с нами и будут вместе с нами либо до смерти, либо до победы”. А во-вторых, русская армия еще не потерпела поражения: “Они вовсе не разбиты, нет”. Русский народ не только не побежден и не разбит, но именно в эти дни наступление русских армий “в первый раз разбило легенду о непобедимом Гитлере”.

Черчилль в этой речи не преуменьшал тягот, испытываемых британской империей: “Мы способны лишь держать нашу голову чуть выше уровня воды”. Это касалось, в частности промышленных запасов, товаров и запасов продовольствия в метрополии. “Мы едва держимся в долине Нила, на Ближнем Востоке и в Средиземном море. Это море закрыто для нас и все наши транспорты должны огибать Мыс Доброй Надежды, делая лишь три рейса в течение года”.

Из Лондона Г.Николсон писал: “Я боюсь, что ярость публики лишит Уинстона его легенды”. А Черчилль признался (это было редкое признание): “Я не люблю дни, когда стресс овладевает мной. Королю Черчилль признался, что ожидает потери “Бирмы, Цейлона, Калькутты и Мадраса в Индии и части Австралии”.

Дело было, собственно, не в падении крупной крепости, оно было в том, что Черчилль осознал: надежды на исторически долговременное плато британского могущества является оптическим обманом. Оказалось, что впереди довольно крутой исторический спуск, движение по склону холма от всесилия к бессилию. “Это были, - пишет Клементина сестре, - дни печали для Уинстона, оказавшегося не в силах сдержать этот ужасный ураган на Дальнем Востоке”. Его ближайший военный советник - генерал Брук писал в его время: “Почти каждый день мы теряем по части нашей империи, один кошмар следует за другим”.

Дочь Черчилля Мэри записала в своем дневнике 27 февраля 1942 г. после ланча на Даунинг-стрит-10: “Папа не очень хорошо себя чувствует физически. Он истощен из-за надвинувшейся на него цепи событий”. Улучшению настроения Черчилля не способствовала быстрая и умелая операция англичан, сумевших высадиться на французской территории около Гавра и захватить германский радар. Англичанам стало ясно, что во многих отношениях германский радар является технически более совершенным, чем английский. Клементина Черчилль пишет своей сестре 28 февраля, что “эти дни полны забот и несчастий для Уинстона”.

Более всего в эти дни его занимали вопросы обороны Цейлона. Речь шла о том, кто будет господствовать в Индийском океане. Вдобавок англичане лишились важного тайного преимущества. Центр в Блечли, который сумел разгадать германский военный шифр, по непонятным причинам перестал получать немецкие сигналы и в течение почти года англичане не знали о перемещениях немецких подводных лодок, что ставило под угрозу всю систему сообщений с американцами через Атлантику. Доктор Моран описывает эти дни: “Я зашел в комнату карт, здесь находился премьер-министр. Он стоял спиной ко мне, смотрел на огромную карту с небольшими черными жуками, обозначающими германские подводные лодки. “Ужасно”, прошептал Черчилль. Я был готов уйти, когда он внезапно повернулся и бросился мимо с опущенной головой. Я не был уверен в том, что он видел меня. Он знал, что мы проигрываем войну на море и что в течение, по меньшей мере, нескольких месяцев мы будем находиться в критическом положении”.