В мае 1942 г. Черчилль послал лорда Маунтбеттена к Рузвельту с аргументацией сложности высадки в Северной Франции. Рузвельту было важно знать особенности английской позиции, поскольку он в это время принимал Молотова. После встреч с ним американский президент 1 июня 1942 г. написал Черчиллю: “У меня сложилось твердое впечатление, что позиция русских весьма уязвима и может ухудшиться еще больше в грядущие недели”. В свете этого Рузвельт беспокоился о ходе разработки плана “Болеро” (кодовое название операции по быстрому накоплению американских войск и запасов в Великобритании с целью высадки через пролив на севере Франции “в том случае, если решительные действия начнутся в 1942 г.”). Черчилль не проявил желания детализировать свою позицию. Складывается впечатление, что в начале лета 1942 г. он частично уже начинает описывать Россию как великого союзника. Обсуждая 8 июня 1942 г. возможность высадки во Франции, он приходит к заключению, что, если “Россия находится в сложном положении, это уже не поможет ни ей, ни нам”. Хотя планы высадки во Франции разрабатывались и далее, Черчилль заключает, что стало возможным худшее - выход СССР из войны, господство Германии над всем евразийским континентом. На последующем заседании объединенного комитета начальников штабов Черчилль заявил, что проблема высадки на континенте должна быть отложена “до тех пор, пока ход русской битвы не станет яснее”.
Для Черчилля сложилась психологически весьма сложная ситуация, когда утром 9 июня 1942 г. Молотов, возвратившись из США в Англию, показал ему совместное советско-американское коммюнике, в котором говорилось об “исключительно важной задаче создания второго фронта в Европе в 1942 г.”. Вечером этого дня, во время ужина Черчилль объяснил Молотову сложность проведения десантной операции. По этому поводу Иден записал в дневнике, что англичане подготовили почву для отступления. Черчилль вручил Молотову памятную записку, в которой объяснялось, что проблема десантных судов не разрешена и это делает высадку на континенте в 1942 г. проблематичной. Британия “поэтому не может дать прямого обещания”. Черчилль обещал послать на советский фронт самолеты, танки и другое военное оборудование на этот раз дорогой через Персию, “а не через опасный норвежский путь”. Чтобы спасти лицо, Черчилль обещал бомбить “германские города и индустрию, а также объекты оккупированной Франции”. Черчилль с несвойственной ему мелочностью подсчитывал в этой записке сколько немецких войск прямо или косвенно отвлекают на себя англичане: 2 германские дивизии в Ливии и 33 дивизии, оккупирующие Западную Европу. Переходя к решающему моменту - высадке в Европе, британская памятная записка говорила, что английские войска готовятся к полномасштабному вторжению в континентальную Европу в 1943 г.
Молотов вылетел из Лондона в Москву ночью 10 июня. На следующее утро Черчилль приказал провести небольшую показательную операцию - силами примерно 6 или 7 тыс. человек с высадкой на континенте и быстрым возвращением. Подготовка к более масштабным операциям откладывалась. Ближайшему окружению были сообщены слова, сказанные Молотову: “Высадка на континенте в этом году невозможна”.
Мы видим как весной и в начале лета 1942 г. Черчилль мечется между двумя своими великими союзниками. Весной он был склонен сблизиться с Россией, поскольку ощущал важность советско-германского фронта и важность того, чтобы Россия выстояла и была сохранена в составе коалиции. В начале же лета он как бы начинает сомневаться в способности Советского Союза выстоять и все более подчеркивает стратегическую значимость Соединенных Штатов, чья военная промышленность методично наращивала свои мощности. 12 июня 1942 г. в беседе с лордом Маунтбеттеном (только что прибывшим из Вашингтона) Черчилль размышлял над своей американской и советской стратегией - кому отдать предпочтение, где сосредоточить усилия. Маунтбеттен сообщил о внутренней борьбе в Соединенных Штатах, о колоссальном росте военного потенциала Америки, о том, что в Вашингтоне дебатируется вопрос, куда прилагать мобилизуемые вооруженные силы Соединенных Штатов. В результате этой беседы Черчилль пришел к заключению, что ему необходимо в ближайшее же время встретиться с Рузвельтом и определить основные линии развития взаимоотношений англосаксонских союзников. 13 июня он пишет Рузвельту, что “поскольку нынешняя ситуация порождает много сложных вопросов, я считаю своей обязанностью снова навестить вас”.