Подготовка этой заглавной речи, наложившаяся на напряжение момента, истощила даже огромные ресурсы мастера. Согласно Идену, проснувшись, Черчилль не мог понять, где он находится, “он стал метаться по комнате с сигарой во рту, держа виски в руке и призывая служанку найти его носки”. Иден пришел к Черчиллю обсудить повестку дня англо-советских переговоров: министр иностранных дел В.Молотов находится на пути в Лондон. Предполагалось, что миссия Молотова имеет две цели: согласовать в Лондоне предварительный вариант англо-советского договора и обменяться мнениями по вопросам открытия второго фронта в Европе.
Лишь после отдыха в Чартвеле изобретательный мозг Черчилля заработал с прежней интенсивностью. Он исходил из того, что потери масштабов понесенным англичанами в первой мировой войне, неизбежно низведут страну с положения великой державы. Отныне он стремится заменить крупномасштабное вторжение в Западную Европу менее ожесточенным столкновением на периферии. Военным авторитетам он предложил разработать операцию “Юпитер” - высадка британских войск с Северной Норвегии. Посмотрим, какого масштаба операцию предполагал осуществить Черчилль в качестве помощи России в тот решающий час. На севере Норвегии находилось примерно 70 германских бомбардировщиков и около сотни истребителей. Они базировались на двух аэродромах, их защищали 10 или 12 тыс. солдат. (Именно отсюда немцы бомбили британские конвои). Если бы англичане сумели захватить оба аэродрома, указывал Черчилль, то можно было бы установить здесь военную базу и северный путь в Россию был бы открыт. “Мы могли бы открыть второй фронт в малом объеме. Если в дальнейшем все пошло бы хорошо, мы постепенно начали бы двигаться на юг, меняя нацистскую карту Европы, начиная с Крайнего Севера”.
При всем желании трудно представить себе высадку в Норвегии альтернативой второму фронту во Франции. Этого не нужно было аргументировать, это было ясно всем посвященным. Ход мышления Черчилля говорит о том, что на решающем этапе войны он как азартный игрок сделал “пас” тогда, когда от него требовались самые большие ставки. Ужас наступлений 1916-1917 годов явственно витал над ним. Теперь он хотел предоставить эту участь другим. Это была позиция, не лишенная цинизма, но Черчилль видел свой пафос в том, чтобы сохранить живые силы своей страны.
10 мая 1942 г. была отмечена вторая годовщина пребывания Черчилля на посту главы правительства. Секретарша премьера писала своей матери: “Нет сомнения, что народ воспринимает его как своего премьер-министра. Его слова доходят как до масс народа, так и до элиты. И он заслуживает этого, у него горячее сердце”. Черчилль хотел сказать по радио (но зачеркнул в последний момент следующее): “Хотя я воюю с диктаторами, я рад сказать, что сам диктатором не являюсь. Я лишь ваш слуга. В любой момент, действуя через палату общин, вы можете сместить меня с должности и вернуть в частную жизнь”. Черчилль говорил о войне в России, что “русские подобно нам, полны решимости никогда не сдаваться”. Если немцы применят газ против советских войск на советско-германском фронте, английское правительство отреагирует так, как если бы газ бы применен против английских войск и будет действовать соответственно. Смысл речи не оставлял сомнений: на южном фланге русского фронта решается судьба войны. Если англичане не готовы к операциям, отвлекающим резервы немцев, они должны, по крайней мере, организовать поставки в Мурманск.