Уинстон Черчилль

Как сейчас документально известно, главы всех трех родов войск представили Черчиллю ультиматум, в котором говорилось, что до окончательного таяния льдов на Севере нет возможности прохода транспорта в северные советские порты. Черчилль 17 мая ответил своим военачальникам: “Не только премьер Сталин, но и президент Рузвельт будут протестовать самым энергичным образом против задержки в посылке конвоев. Русские приступили к важным и тяжелым операциям. Они будут ожидать, что мы пойдем на риск и внесем свой вклад. Американские корабли уже выстраиваются в очередь. Мое мнение сводится к тому, что конвои должны отплыть 18 числа. Операция будет оправдана, даже если пробьется лишь половина судов. Если мы не предпримем попытки, это резко ослабит наше влияние на обоих союзников. Всегда существуют неясные обстоятельства, связанные с погодой и с удачей, которые могут помочь и нам. Я разделяю ваши опасения, но чувствую, что в данном случае обстоятельства требуют от нас действий”. Тем, кто с легкостью переносит на Черчилля вину за откладывание посылки конвоев, следует учесть документы подобные вышеприведенному. Разумеется, британский премьер-министр не желал жертвовать жизнями английских моряков. Но в середине мая 1942 г. он более, чем когда-либо стремился к поддержке Советского Союза. Черчилль преодолел сопротивление своих военных помощников и потребовал от военного кабинета “выполнения наших обязательств оказывать помощь посредством конвоев любой ценой. Русские ныне ведут войну не на жизнь, а на смерть против нашего общего врага. Не так уж много мы можем сейчас сделать для помощи им помимо посылки военного снаряжения северным путем”.

На советско-германском фронте в мае 1942 г. начинается летнее немецкое наступление. Именно в этот критический момент В.М.Молотов прибыл в Лондон, чтобы заключить договор с Великобританией. Сталин телеграфировал Черчиллю: “Я уверен, что данный договор будет иметь величайшее значение для укрепления дружественных отношений между нашими двумя странами и Соединенными Штатами”. Это был хороший момент для сплочения. Для СССР в данной ситуации речь шла о выживании и безусловно важнейшим фактором помощи было бы открытие второго фронта в 1942 г. Благодарность за такую помощь была бы бесценным основанием для послевоенного сотрудничества.

22 мая Молотов говорил о необходимости отвлечь с восточного фронта по меньшей мере 40 германских дивизий. В своем ответе Черчилль указал на сохранение Германией превосходства в воздухе и на то, что “значительная часть континентальной прибрежной линии не дает возможности для массированной высадки”. Но планы на этот счет, добавил Черчилль, изучаются. Сделаны приготовления для возможной высадки в районе Шербура и Бреста. Пик напряжения в переговорах был достигнут в середине дня 22 мая, когда Молотов спросил у Черчилля, какой будет позиция Англии, если Советская Армия потерпит поражение в 1942 году. Черчилль ответил, что “если, вопреки всем ожиданиям, Советская Армия будет разбита, мы будем сражаться с помощью Соединенных Штатов, стараясь создать преобладающие военно-морские силы, которые в течение 18 месяцев или 2-х лет дадут нам возможность осуществить разрушительные воздушные рейды на германские города и нанести ущерб немецкой промышленности. Мы будем поддерживать блокаду и осуществим высадку на континенте, преодолевая сопротивление слабеющего противника. В конечном счете мощь Великобритании и Соединенных Штатов возобладает”. Черчилль описал все эти обстоятельства как сугубо гипотетические. Поражение русской армии было бы для человечества величайшей трагедией. Лично он не верит в такой исход. 23 мая Черчилль информировал Сталина о приеме им Молотова: “Мы дали ему полный и искренний отчет о наших планах и о наших ресурсах. Что касается предложения заключить советско-английский договор, - писал Черчилль, - то он (Молотов) объяснит вам наши трудности, исходящие из того, что мы не можем, не учитывая наши прежние соглашения с Польшей, позиций нашего и американского общественного мнения”. В этот сложный момент Москва предоставила Черчиллю новый вариант договора, в котором уже не было пунктов, касающихся прибалтийских государств и Польши. (Как считают западные историки, во многом это была заслуга Идена). Договор был подписан и, как сказал Черчилль, “мы теперь союзники и друзья на 20 лет”.