Уинстон Черчилль

В 1911 году кайзер и адмирал Тирпиц убедили канцлера Бетман-Гольвега провозгласить своей целью достижение соотношения 2 : 3 германского флота к британскому. “Примут они это соотношение или нет, не важно,”- писал Вильгельм Второй. В британского общества еще теплилась надежда, что с немцами можно договориться. О наличии этой надежды говорит посылка в германскую столицу в начале 1912 года военного министра Холдейна, единственного британского министра, говорившего по-немецки и окончившего университетский курс в Геттингене. Он казался самой подходящей фигурой для поисков компромисса - известным было его увлечение германской философией. В военном министерстве о Холдейне говорили как о “Шопенгауэре среди генералов”. К тому же он был выдающимся министром, если он не сумеет договориться с немцами, значит эта задача не по плечу никому. Он привез с собой ноту британского кабинета: ”Новая германская военно-морская программа немедленно вызовет увеличение британских военно-морских расходов… Это сделает переговоры трудными, если не невозможными”. Канцлер Бетман-Гольвег задал Холдейну главный вопрос: “Будет ли Англия нейтральной в случае войны на континенте?” Холдейн подчеркнул, что Лондон не может допустить второго крушения Франции, равно как Германия не может позволить Англии захватить Данию или Австрию. Если Германия создаст третью эскадру, Англия противопоставит им пять или шесть эскадр. “На каждый новый заложенный германский киль мы ответим двумя своими”. На следующий день адмирал Тирпиц впервые - и единственный раз в своей жизни- беседовал с британским министром . Он сидел по левую руку от Холдейна, а кайзер Вильгельм по правую. Вильгельм зажег британскому министру сигару. Тирпиц предложил соотношение 3:2, три британских линкора против двух германских, добавив, что британский принцип равенства двум нижеследующим флотам “с трудом воспринимается Германией”. Холдейн вежливо, но твердо напомнил, что Англия - островная держава. После трехчасовой дискуссии стороны сделали некоторые уступки.

Больше всех в Берлине волновался французский посол Жуль Камбон: самый большой германофил британского кабинета вел критические по важности переговоры. Верит ли он в “антант” или начинает “детант”? Холдейн постарался его успокоить: Британия не проявит нелояльности по отношению к Франции и России.

7 февраля 1912 года, когда Холдейн еще вел переговоры в германском министерстве иностранных дел на Вильгельмштрассе, Черчилль прочел речь кайзера на открытии сессии рейхстага. Он отправлялся в Глазго и на вокзале купил вечернюю газету. Одна фраза кайзера высвечивалась ярко: “Моей постоянной заботой является поддержание и укрепление на земле и на море нашей мощи для защиты германского народа, у которого всегда достаточно молодых людей, чтобы взять в руки оружие”. Через два дня Черчилль выступил в Глазго: “Британский военно-морской флот для нас абсолютная необходимость, в то же время с некоторой точки зрения германский военно-морской флот - это больше дело роскоши”. На этот раз Черчилль стремился ни у кого не оставить ни малейших сомнений: “Этот остров никогда не испытывал и никогда не будет испытывать нужды в опытных, закаленных моряках, выросших на море с детского возраста … Мы будем смотреть в будущее так же, как на него смотрели наши предки: спокойно, без высокомерия, но с твердой несгибаемой решимостью”. Кайзер немедленно получил текст речи Черчилля. В переводе была допущена еле заметная неточность: слово “роскошь” было переведено по-немецки как “люксус”, что имело несколько другой оттенок и означало примерно то, что в английском языке эквивалентно понятию экстравагантность и самоуверенность. Как сообщали Черчиллю, во всей Германии слово “люксус” передавалось “из уст в уста”.