Уинстон Черчилль

Из других тем Черчилль в своих эссе «„Все или ничего“ Людендорфа», «Война подводных лодок» и «Дуврский барраж» повторяет высказанный в «Мировом кризисе» тезис, что в годы Первой мировой войны «знатоки и эксперты, как правило, ошибались, а политики часто оказывались правы». Признавая профессионализм военных в решении боевых задач, он считал, что они «знакомы лишь с частью проблемы» и не владеют, в отличие от политиков, ситуацией в целом. Они видят лишь фрагмент, причем только в своей — «узкой плоскости», не учитывая международных, политических, финансовых и технологических факторов. Поэтому их отличают «ограниченные и местечковые взгляды». Поэтому «разносторонность всегда вызывает у них недоверие». Поэтому «за пределами технического аспекта они беспомощны» и им необходима «помощь государственных деятелей, финансистов, промышленников, изобретателей, психологов». На этот раз он доказывает свой тезис на примере споров о внедрении конвойной системы для транспортных судов и защиты Дуврского пролива, когда «гражданская власть опиралась, надавливала и, в конечном счете, наносила разящий удар в правильном направлении». Также он указывает на концентрацию у немцев власти в руках военных, что привело к принятию ошибочных решений и последовавшим за ними поражениям. «В Германии не было никого, кто мог бы противостоять Генеральному штабу, а также привести их волю и особую точку зрения в гармонию с общим спасением государства, — указывал Черчилль. — Александр, Ганнибал, Цезарь, Мальборо, Фридрих Великий, Наполеон — все они видели ситуацию целиком. А Людендорф изучил только первую главу»[237]

.

Взгляды Черчилля хорошо передает известный афоризм министра иностранных дел Наполеона и первого председателя Совета министров Франции Шарля Мориса де Талейран-Перигора князя Беневентского (1754–1838): «Война слишком серьезное дело, чтобы доверять его военным». Это высказывание часто повторял другой глава правительства Франции Жорж Клемансо (1841–1929), настолько часто, что ему иногда даже приписывают его авторство. Черчилль восхищался Клемансо, называя его «одним из величайших людей мира». Он написал о нем несколько эссе, тщательно изучив его биографию и бережно сохранив воспоминания о личных встречах. Подобное отношение во многом определялось схожестью их мировоззрений. «У меня нет политической системы, и я оставил все политические принципы, — однажды признался Клемансо нашему герою. — Я человек, который справляется с событиями по мере их появления и в соответствии с тем, как я их вижу». Активный сторонник итерационного подхода Черчилль думал точно так же, вспоминая строки из романа Октава Фёйе (1821–1890) «Господин де Камор»: «Все принципы одинаково правильны и одинаково ложны в зависимости от обстоятельств». За близостью взглядов следовала и родственность судеб двух государственных деятелей. Находясь много лет в большой политике, они оба не имели поддержки большинства, оставаясь по сути независимыми одиночками, которым, несмотря на их выдающиеся достижения, никогда не доверяли и к которым обращались исключительно в период кризиса. Цельные личности, они находили отдушину в творчестве. Поистине автобиографичными выглядят следующие строки, которыми Черчилль описывает жизнь французского государственного деятеля в период безвластия: «Исключенный из парламента, он потерял трибуну для обращения к стране. Ничего страшного. У него было другое оружие: перо. Он писал, чтобы есть и пить, защищая свою жизнь и честь. И то, что он писал, читалось повсеместно. Так он выжил. И не просто выжил, а восстановил позиции; не просто восстановил позиции, но повел наступление; не просто повел наступление, а добивался победы». Фактически, в этом небольшом фрагменте Черчилль описал и предсказал свою судьбу в 1930-х и 1940-х годах. Предсказал он и другое. Возведенный на вершину власти, чтобы спасти Отечество, Клемансо, этот «суровый, властный человек с мировым авторитетом», был отправлен в отставку после того, как победа была одержана. Аналогичная судьба постигнет и самого Черчилля.