Уинстон Черчилль

Барьер был преодолен, и несмотря на усилившиеся намеки о целесообразности завершения великой карьеры, Черчилль продолжил держать штурвал в своих руках, надеясь добиться проведения саммита с участием руководства СССР. «Вы не представляете, насколько многое зависит от русских, — делился он с окружением в ноябре 1953 года. — Я должен увидеть Маленкова. Тогда я смогу спокойно уйти в отставку»[477]

. Одна из проблем была в том, что председатель Совмина Георгий Максимилианович Маленков (1902–1988), погруженный в перипетии внутрипартийной борьбы, не подходил для подобных обсуждений. Да и политический век его нахождения у кормила оказался недолгим, завершившись в феврале 1955 года.

В декабре состоялась отложенная встреча на Бермудах, которая успеха не имела. К моменту ее начала Черчилль не питал особых надежд, пребывая в пессимистичном настроении. Своему окружению он жаловался на «эпоху деморализации, вызванную учеными», рассуждал о мощи водородной бомбы, сокрушаясь, что «мы живем во времена, когда Лондон со всем населением может быть уничтожен в одно мгновение». Когда один из присутствующих спросил, хочет ли Россия воевать, Черчилль ответил: «Я полагаю, война не в ее интересах». «Когда я встречу Маленкова, мы сможем укрепить мир», — сказал премьер, после чего добавил, что главным препятствием на пути их совместной встречи является Айк. Первая же встреча с президентом показала существенные расхождения во взглядах. Черчилль предлагал «максимально возможное увеличение объемов торговли с Советами по всем товарам за исключением оружия», Эйзенхауэр был против. Его подход вообще было трудно назвать конструктивным. Во время конференции он сделал несколько недипломатичных заявлений относительно СССР, недвусмысленно демонстрируя свою пренебрежительную позицию. Причем вряд ли подобное общение и обращение было результатом сиюминутных эмоций и умозаключений. За два месяца до Бермудской конференции Эйзенхауэр писал Даллесу, что «в нынешних обстоятельствах мы должны определиться, не является ли нашей обязанностью перед грядущими поколениями начать войну в благоприятный, избранный нами момент». При этом речь шла о ядерной войне. На следующий год, выступая перед Конгрессом, президент заявил, что в настоящее время разрабатываются планы «нанесения по противнику удара всеми средствами, имеющимися в нашем распоряжении». Отношение к новому оружию также стало поводом для разногласий. Если Черчилль видел в применении атомных и ядерных бомб конец цивилизации, то Эйзенхауэр воспринимал их как очередной этап развития вооружения. Примечательный эпизод произошел в 1957 году после прочтения Черчиллем постапокалиптического романа Невила Норвея (1899–1960) «На берегу». Произведение настолько понравилось британскому политику, что он предложил перевести его на многие языки, а также собирался направить один экземпляр новому руководителю Советского Союза Никите Сергеевичу Хрущеву (1894–1971). Когда его спросили, не собирается ли он познакомить с романом Эйзенхауэра, он ответил: «Это будет пустой тратой денег». После чего добавил: «человечество будет вскоре уничтожено кобальтовой бомбой», и если бы он был Всевышним, то не стал бы создавать человечество заново, поскольку в следующий раз оно уничтожит и его, Всевышнего[478]

.

Наблюдая за деятельностью постаревшего премьера, одни считали, что он надеется на последний триумф, как Дизраэли на Берлинском конгрессе 1878 года. Другие, наоборот, видели в его упорстве стремление повторить судьбу Уильяма Питта-старшего, который потерял сознание во время пламенной речи в Палате лордов и скончался через месяц после трагического события. Сам же Черчилль хотел перед уходом заложить фундамент прочного мира на следующие десятилетия и покончить с холодной войной. «У меня больше нет амбиций, — признавался он. — Своим последним делом я вижу ослабление напряженности в международных отношениях с мощением дороги к миру и свободе. Энергичные политические маневры отныне стали непрактичны. Вся сила в переговорах». Примечательно, что эти слова были сказаны Вольфгангу фон Тирпицу (1887–1968), сыну главного оппонента Черчилля в военно-морской сфере в начале века[479].