Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965

Наконец, запутанной была и сама история принятия судьбоносного решения. Впервые Черчилль высказался о необходимости поддержки Греции после вторжения в эту страну в конце октября 1940 года одиннадцати итальянских дивизий. Он выступил за отправку британских войск, чем настроил против себя большинство военных, увидевших в этом решении распыление сил на средневосточном театре. Полководцев поддержал Иден, возглавлявший на тот момент Военное министерство. Первого ноября он телеграфировал из Каира, что отправка контингента в Грецию подвергает опасности весь театр военных действий и ставит под сомнение успешность дальнейших наступательных операций в этом регионе. Черчилль и сам не был до конца уверен в целесообразности проведения операции. Отправив повторно Дилла и Идена в Каир в феврале 1941 года, он просил «не цепляться за греческое предприятие, если в глубине души вы считаете, что оно превратится в очередное норвежское фиаско». Подвергавшиеся на протяжении трех месяцев настоятельным просьбам премьер-министра организовать переброску сил в Грецию, Иден и Дилл устремили свой взор на Уэйвелла. Последний удивил их, неожиданно поддержав проведение военной операции. «Это чисто военный вопрос, – обратился Иден к командующему за окончательным подтверждением. – Это вам говорить, что делать дальше». Уэйвелл ответил, что «война сопряжена с трудностями, поэтому нам следует дерзать». Получив подобный ответ, Черчилль телеграфировал в Каир от имени военного кабинета: «Раз у нас нет иллюзий, тогда мы направляем приказ: „Полный вперед“».

Описание событий в подобной последовательности не должно вводить в заблуждение с возложением всей вины исключительно на Уэйвелла. На самом деле имела место запоздалая отдача, довольно неприятное, и, как правило, редко артикулируемое явление в практике управления. Черчилль настолько часто и настолько интенсивно подвергал генералов эмоциональному прессингу: перестать бояться врага, прекратить мыслить оборонительными категориями, покончить с нерешительностью, положить конец пораженческим настроениям и пессимистическому настрою, что, когда настал момент принимать решение, Уэйвелл уступил рациональным доводам и неумолимым фактам, поддавшись оказываемому давлению.

Собранные все вместе, перечисленные факторы определили сложный процесс написания текста с несколькими итерациями и редакциями. Сначала под влиянием бумаги Исмея Черчилль акцентировал основное внимание на том, что военный кабинет доверял и полностью полагался на мнение Идена, Дилла и Уэйвелла. Затем была добавлена объемная цитата из книги Фоллса, которая в следующих редакциях по настоянию Дикина и Клементины была исключена. Очередная правка была сделана после того, как материал был передан на согласование Идену, который, как и следовало ожидать, возразил против обвинений в своей адрес. В итоге Черчилль согласился взять ответственность на себя: «Яуверен, что мог бы все остановить, если бы был в этом убежден». Однако основной посыл, хотя и оказался размыт, остался неизменным – в Лондоне продолжали сомневаться в необходимости проведения операции, в то время как люди на местах отчаянно настаивали на своем⁴³⁹

.

Признавая свою ответственность за случившееся, Черчилль не объясняет читателям, почему он все-таки поддался уговорам из Каира. Вряд ли дело ограничивалось лишь настойчивостью и непримиримостью его коллег. Истинная причина заключается в том, что эпизод с Грецией необходимо рассматривать в рамках общей стратегии балканского фронта с описанием, в том числе, и событий в Югославии: быстрое и жестокое подавление нацистами югославского восстания позволило Германии высвободить силы для вторжения в Грецию и оказать помощь войскам дуче. Первоначально издатели настаивали на изложении всего материала в одной главе. Но Черчилль развел греческий и югославский эпизоды по разным главам, нарушив целостность восприятия^[43]

.

Слабым утешением к пониманию описываемых событий может служить следующее авторское пояснение: несмотря на то что боевые действия на нескольких фронтах описаны раздельно, «не следует забывать, что все они велись одновременно и влияли друг на друга, создавая в своей совокупности ощущение кризиса и осложнений»⁴⁴⁰. Истинный характер намерений гораздо лучше передали приведенные в тексте документы, например телеграмма Черчилля премьер-министру Австралии от 30 марта 1941 года, в которой увязывались события в Греции и Югославии. Черчилль привел эту телеграмму, но не снабдил необходимыми комментариями. Возможно, он сознательно не стал акцентировать внимание на своем балканском сценарии, поскольку после захвата немецкими войсками Югославии и Греции балканский фронт не оправдал возложенных на него ожиданий⁴⁴¹.