Черчилль настаивал на продолжении борьбы, подтверждая свои слова действиями. После капитуляции Франции обострился вопрос дальнейшей судьбы французского флота. Переход его под контроль кригсмарине и итальянского флота мог значительно осложнить жизнь британцам. Опасаясь, что Гитлер разыграет эту карту и заберет у французов флот за счет облегчения условий их перемирия, Черчилль решил действовать с опережением. Ранним утром 3 июля в британских портах без боя были интернированы все французские суда. Иначе обстояло дело с французским флотом в средиземноморских портах. Корабли, базировавшиеся в Тулоне и Дакаре, были недоступны для британцев. В отличие от Александрии и базы Мерс-эль-Кебир во Французском Алжире на последней находилась мощная эскадра: 6 подводных лодок и 34 корабля, включая новейшие линейные крейсера
Дав понять всему миру и Германии, что Британия настроена серьезно продолжать борьбу, Черчиллю и британскому руководству теперь предстояло решить следующую сложную задачу: каким образом, не имея союзников и лишившись тяжелого вооружения, брошенного на побережье Северной Франции во время эвакуации, если не победить, то хотя бы не проиграть войну. У этой задачи было два основных аспекта – оборона и нападение, которые были связаны друг с другом через использование одинаковых ограниченных ресурсов. В первую очередь распределение ресурсов зависело от вторжения – состоится ли оно или Гитлер не решится на рискованный шаг. Большинство военных экспертов считали, что вторжение неминуемо. На это же указывали многочисленные разведданные, включая мириады косвенных фактов, подтверждающих подготовку броска, а также непрекращающийся поток сообщений с указанием конкретных дат его начала. Черчилль глубоко изучал вопрос вторжения еще до Первой мировой войны и для себя пришел к выводу, что проведение столь масштабной операции невозможно без обеспечения контроля в воздухе, на море, а также наличия десантных судов. Ни того, ни другого, ни третьего у Германии летом 1940 года не было. Руководствуясь этими доводами, британский премьер считал, что вторжение не состоится. Но можно ли подобные рассуждения принимать за руководство к действию? Многолетний опыт Черчилля подсказывал ему, что нет. «Очень глуп будет тот, кто, несмотря на всю ясность и уверенность своего мышления, не посчитается с какой-либо возможностью, против которой следует принять меры», – делился он своими сомнениями. Не исключено, что он что-то не учел или о чем-то не знает и казавшееся ему непреодолимым препятствие уже не представляет проблем для немецких военных.