Следующий том – «Кольцо смыкается» – появился на книжных прилавках, когда Черчилль занял пост премьер-министра (ноябрь 1951 года в США и сентябрь 1952 года в Великобритании), что благотворно сказалось на объемах продаж. В оценках же помимо хвалебных отзывов все больше стали звучать нотки разочарования, которые одни связывали с довлеющей над авторским стилем апологией (на этот раз Черчилль защищал свою Средиземноморскую стратегию и задержку открытия Второго фронта), а также с самими описываемыми событиями. «Плохие новости всегда интереснее читать, чем хорошие, а этот том посвящен почти полностью хорошим вестям», – объяснял Дафф Купер (1890–1954), который сам владел прекрасным историческим слогом (вспомнить хотя бы его биографию Талейрана) и даже рассматривался издателями в качестве возможной замены Черчилля в случае скоропостижной кончины британского политика до завершения литературного проекта{409}
. Также автор остался верен себе в подборе фактов и диспаритете тем. Признавая, что «по своим масштабам победа, которую вели русские, превосходит» «Оверлорд» и события в Италии, а также отмечая, что именно эта борьба «создала основу, позволившую британским и американским армиям приблизиться к кульминационной точке войны», Черчилль уделил ничтожно мало места описанию героических битв Красной армии. Например, о трех «огромных сражениях у Курска, Орла и Харькова» было рассказано всего на полутора страницах, а масштабным наступлениям в начале 1944 года, в результате которых были освобождены Ленинград и Крым, уделена всего одна страница{410}.Рассматривая описание усилий Советского Союза по разгрому гитлеровской Германии, невольно возникает вопрос, как Черчилль относился к восточному союзнику. В историографии принято цитировать его слова из памятной записки Идену от 21 октября 1942 года: «Было бы неизмеримой катастрофой, если бы русское варварство подавило культуру и независимость древних государств Европы». Куда менее известен другой объемный документ, адресованный тому же Идену в январе 1944 года, в котором Черчилль согласен признать контроль СССР над Прибалтикой: «Огромные победы русской армии, коренные изменения, которые произошли в характере русского государства и правительства, новая уверенность, которую мы испытываем в отношении Сталина, – все играет свою роль». Однако в апреле 1944 года, после неудачного обсуждения Польского вопроса, Черчилль вновь поменял точку зрения, заявив Идену: «Несмотря на то что я сделал все возможное, чтобы с симпатией относиться к коммунистическим лидерам, я не чувствую к ним даже малейшего доверия и не могу испытывать какой-либо уверенности». Оба эти послания 1944 года Черчилль не стал включать в пятый том, но сама амплитуда колебаний британского политика показательна, представляя его как ищущего компромисс и готового к диалогу, а также формируя образ, который больше соответствует действительности, чем привычное восприятие расчетливого и непримиримого антисоветчика{411}
.Шестой том увидел свет в 79-ю годовщину рождения автора в США и в апреле 1954 года – в Британии. Хотя значительная часть текста была написана еще до премьерства, много работы пришлось выполнить после выборов 1951 года. Разумеется, эта ноша легла в основном на плечи помощников, поскольку у автора оставалось немного времени для участия в литературном проекте. В качестве названия с отсылкой к любимому стихотворению Киплинга «Если» Черчилль выбрал красноречивое «Триумф и трагедия»[42]
, которое недвусмысленно указывало на мрачную эпоху, когда завершение самой страшной войны в истории человечества не смогло гарантировать мир и процветание. На описание прошлого в очередной раз влияло настоящее с противоречиями и опасностями холодной войны. Наиболее резкие высказывания в отношении СССР были продиктованы Черчиллем в конце декабря 1950 года после вступления в корейскую войну коммунистического Китая и ухудшения положения на фронте. При этом Черчилль избегал персональных атак на Сталина. Например, в «Записках о шестом томе», рассказывая, как, по его мнению, советское руководство нарушило достигнутые в Ялте договоренности, он перекладывает основную вину не на руководителя СССР, а на его окружение. Нашлось место даже хвалебным ремаркам: например, при описании событий сентября 1944 года Черчилль признается, что «ощущал острую потребность повидаться со Сталиным, с которым, как я всегда считал, можно поговорить по-человечески». Примечательно, что этот фрагмент был продиктован 26 ноября 1950 года, как раз в тот момент, когда Китай не без поддержки СССР вступил в корейскую войну.