Уинстон Черчилль. Последний титан

Проблема британского премьера была не в том, что его инициативы были ошибочны, наоборот, Черчилль указал правильное направление для выхода из тупика и предотвращения дальнейшей эскалации конфликта. Проблема заключалась в том, что успех озвученных им предложений зависел не только от него самого, но и от других участников саммита. Трумэн, известный своим антикоммунизмом и давший имя новой внешнеполитической доктрине США, мало подходил для налаживания диалога с коммунистическим гигантом. В отношении Сталина все было сложнее. Одним из первых международных шагов Черчилля-премьера была телеграмма в Кремль, в которой сообщалось, что он вновь стоит во главе правительства Его Величества, в связи с чем шлет приветствие своему зарубежному коллеге. Сталин ответил на следующий день: «Спасибо за приветствие»{423}

. После Фултона и острых заявлений в адрес бывшего союзника протянутая Черчиллем рука могла сойти за двуличие. На самом деле неискренним этот жест не был. Признаваясь в личных беседах, что Сталин «никогда не нарушал данное мне слово», он старался после войны придерживаться деликатного обращения с главой СССР. Более того, между ними не прекращалась личная переписка. «Мой боевой товарищ, желаю всего самого лучше в ваш день рождения», – передал Черчилль Сталину 21 декабря 1946 года через советского посла в Лондоне Г. Н. Зарубина (1900–1958). Спустя три дня пришел ответ: «Примите мои теплые благодарности за ваши добрые пожелания на мой день рождения». В январе следующего года весточка про воспоминания о работе с «великим военным лидером Британии» и «величайшее уважение и восхищение всем», что Черчилль сделал в годы войны, прилетела из Москвы через Монтгомери, который встречался со Сталиным. В ответном послании Сталину Черчилль сообщил, что «рад услышать от Монтгомери о вашем хорошем здоровье». «Ваша жизнь драгоценна не только для вашей страны, которую вы спасли, но и для дружбы между Советской Россией и Великобританией»

{424}

.

Несмотря на тонкий ручеек общения и взаимного уважения двух пожилых политиков, к моменту возвращения Черчилля во власть лидер СССР был не лучшим кандидатом для обсуждения будущего взаимодействия. Стальной каркас вождя всех времен и народов начал все чаще продавливаться под титаническим валом нагрузки. И хотя Черчилль продолжал надеяться и верить в своего военного союзника, признавшись даже близкому окружению, что, «пока Сталин жив», вероятность нанесения удара со стороны СССР гораздо меньше, чем будет во время его преемников{425}, непредвзятый анализ показывал: необходимо готовиться к уходу «дяди Джо» и установлению отношений с новым главой Советского Союза. Ситуация усугублялась тем, что время играло против Черчилля, который сам двигался к девятому десятку и не блистал крепким здоровьем. Создавалось впечатление, что третье премьерство нашего героя не позволит достигнуть намеченных целей, пройдет тихо и, за неимением активностей и успехов, закончится скорой передачей власти Идену. Но британский политик верил в свою звезду. Он не зря скептично относился к долговременному планированию и считал, что всегда происходят неожиданные события, которые рушат планы, словно карточный домик, открывая новые двери и предоставляя новые возможности.

В 1953 году лучик надежды забрезжил сразу из нескольких окон. В январе состоялась инаугурация нового президента США Дуайта Эйзенхауэра. Опираясь на успешные годы сотрудничества в борьбе с нацизмом, Черчилль надеялся на установление настолько же тесных и плодотворных отношений, которые у него сложились с Рузвельтом. На следующий же день после объявления результатов президентских выборов он направил Айку поздравительную телеграмму с предложением «возобновить наше сотрудничество, ориентированное, как и в прошлом, на благие цели сохранения мира и свободы». Не дожидаясь инаугурации, Черчилль поспешно направился в США для личной встречи с будущим президентом. Также он пообщался с действующим президентом Трумэном и впервые посетил в Нью-Йорке дом, где появилась на свет его мать Дженни Джером. Казалось, что история повторяется. Как и 11 лет назад, Черчилль вновь появился в Вашингтоне для установления отношений, которые определят будущее англоязычного мира. Но это была всего лишь иллюзия. Эйзенхауэр сразу же дал понять, что глубоко уважает своего старого боевого товарища и готов поддерживать с ним личное общение, но все вопросы должны решаться установленным порядком и Британии не будет оказано преференций. «Насколько я понимаю, он поглощен почти детской верой в то, что ответы на любые вопросы содержатся в англо-американском сотрудничестве», – записал Айк в дневнике после первой беседы. Также он отметил, что «Уинстон пытается воскресить дни Второй мировой войны», но это расходилось с планами американского политика{426}.