Уинстон Черчилль. Последний титан

Четверо детей должны недвусмысленно говорить, что у Черчилля был счастливый брак. Отчасти так оно и было. Политик сам говорил, что после того, как он в 1908 году женился, он «жил счастливо». Он называл решение Клементины выйти за него замуж «самым замечательным достижением» в своей жизни. С его слов, жена «оказала благотворное и успокаивающее влияние».

Хотя подобные признания имеют явно идеализированный характер, в целом появление Клементины сказалось на нашем герое благотворно. Она была достаточно образована (по специальности – французский, немецкий, биология) и умна, чтобы своевременно помогать ценными советами; достаточно уверенна в себе и сильна, чтобы спорить и добиваться своего; достаточно проницательна и эмпатична, чтобы хорошо понимать и уживаться с непростым нравом супруга. Она знала, когда проявить заботу, когда поддержать, а когда сказать: «Стоп!», защитив своего деятельного и энергичного мужа от очередного опасного шага. Она принесла в его подвижный и беспокойный внутренний мир гармонию, став для него очагом стабильности и зоной комфорта, где его всегда ждут и понимают. Она стала его талисманом и ангелом хранителем, защищая, оберегая и спасая, иногда даже в прямом смысле, как, например, на вокзале в Бристоле в ноябре 1909 года. Когда Черчилль вышел из поезда, одна из суфражисток подскочила к нему и замахнулась, чтобы ударить плеткой по лицу. Он схватил ее за руки, после чего нападавшая стала толкать ненавистного министра к краю платформы. В этот момент поезд тронулся, еще мгновение и политик потерял бы равновесие и упал с перрона. Черчилля спасла успевшая подбежать к нему Клементина, которая схватила его за фалды пальто и резко оттащила назад.

Для Клементины отношения с Черчиллем были интересными, насыщенными, живыми, наполненными любовью, но не лишенными трудностей. Во-первых, она не разделяла многих его хобби, которые были сопряжены с опасностью, как, например, увлечение пилотированием. Во-вторых, приученная к скромному образу жизни и умеющая рачительно распоряжаться ограниченными средствами, она всегда возмущалась фривольным отношением супруга к деньгам, который считал, что самое лучшее средство борьбы с нехваткой средств – увеличение доходов, но ни в коем случае не сокращение расходов. В-третьих, как и любой великий человек, Черчилль был слишком сосредоточен на себе, чтобы замечать проблемы, переживания и потребности других. «Он всегда требовал, чтобы я была рядом, и сразу же забывал о моем существовании», – шутила Клементина{97}. Он всегда был чем-то занят, о чем-то думал, куда-то стремился, к чему-то готовился, с кем-то спорил, что-то решал, изучал, предлагал. Если бы дух действия материализовался, он был бы похож по своей энергетике, порывистости и напористости на Черчилля.

При этом, несмотря на свой эгоизм, Черчилль искренне любил и даже боготворил супругу. Он называл ее «скалой комфорта» и «самым драгоценным» элементом своей жизни. «Наивысшее наслаждение чувствовать абсолютную [выделено в оригинале. – Д. М.] уверенность в твоей любви», – признался он в январе 1913 года и потом добавил: «Дражайшая Клемми-кошка, я очень счастлив, что ты меня любишь, очень счастлив находиться в твоих объятиях». Для понимания его отношения к супруге достаточно прочитать их письма друг другу, собранные и опубликованные их дочерью. В них Черчилль предстает в неожиданном образе – заботливого, нежного, самокритичного, ласкового, ранимого мужчины, делящегося обо всем, что его беспокоит, с человеком, которого любит, которому доверяет и о котором всегда скучает. Судите сами: «Моя драгоценная и любимая Клемми, – писал он в первую годовщину их свадьбы. – Я жажду еще больше проникнуть в твое сердце и еще больше раствориться в твоих объятиях. Я чувствую себя безопасно рядом с тобой. Ты настолько ласкова и заботлива по отношению ко мне, что я даже не в состоянии выразить свою благодарность твоей несравненной красоте». «Моя дорогая, – писал он через десять лет их совместной жизни. – Десять лет назад ты – белая кошечка – появилась в моей жизни. Безусловно, это было самое счастливое время. Я надеюсь и молюсь, что, оглядываясь назад, ты не испытываешь сожаления. Не могу выразить словами, насколько я благодарен тебе за все, что ты дала мне»{98}.