В этот холодный вечер Беннет и Херрик играли в шахматы, слушая, как за окнами бьется сильный северный ветер, пришедший из предгорий Гиндукуша.
— Как вы думаете, ситуация в Таджикистане может серьезно измениться? — задумчиво спрашивал Беннет.
— Судя по всему, нет, — осторожно отвечал Херрик, глядя на шахматную доску, — режим в Душанбе опирается на поддержку русских. Здесь сосредоточена двести первая дивизия, усиленные отряды пограничных войск, довольно значительные силы таджикских правительственных войск. Оппозиции не удастся прорваться. Мы же вместе составляли отчет.
— Согласен, — кивнул Беннет, — об этом я помню, но не забывайте, что в Таджикистане сейчас проживает не более трех миллионов человек. Сейчас примерно столько же находятся в Афганистане. А это готовые на все люди. В свое время многие не верили, что афганская оппозиция имеет хоть какие-то шансы — теперь о режиме Наджибуллы уже никто не помнит.
— Таджикистан не Афганистан, — возразил Херррик, — здесь совсем другая ситуация и другое население. Кроме того, три четверти живущих в Афганистане таджиков не принимают ортодоксальных лозунгов непримиримой таджикской оппозиции. О самом Таджикистане я не говорю. Там народ не хочет создавать у себя теократическое государство по типу иранского. Эти люди уже познали плоды цивилизации.
— Вам не кажется, что у нас трудная задача, — нахмурился Беннет, его позиция была значительно хуже, ладьи Херрика угрожали прорваться в тыл, — с одной стороны, мы не должны помогать созданию на Востоке новых исламских государств по типу Ирана, всячески противодействуя фувдаменталистам. С другой — должны объективно поддерживать фанатиков из таджикской оппозиции, так сильно ослабляющих южный фланг всего Содружества Независимых Наций и прежде всего России.
— Не вижу противоречия, — Херрик все-таки сумел прорваться на левом фланге, тесня фигуры своего противника, — пока сохраняется равновесие, никакого противоречия нет. Главное, не допустить победы ни тех ни других. Как в ирано-иракском конфликте, когда оружие десять лет поставлялось обеим сторонам. Хотя объективно ни Саддама Хусейна, ни Аятоллу Хомейни нельзя было причислить к категории наших сердечных друзей. А ведь мы им довольно ощутимо помогали.
— Вы предлагаете помогать здесь и русским? — усмехнулся Беннет.
— А разве мы им не помогаем? — удивился Херрик, — я отлично помню, сколько выделил им конгресс на развитие их «демократии», хотя, если они демократы, то я палестинский террорист.
Оба коротко рассмеялись этой шутке. Вошла миссис Фукс.
— Вы будете пить кофе? — спросила она, ставя перед каждым небольшую чашечку с ароматно дымящимся напитком.
— Благодарю вас, миссис Фукс, — кивнул Херрик.
— И вы считаете, что такая неопределенная ситуация в этом районе будет сохраняться достаточно долго. Я говорю о перспективе? — снова спросил Беннет.
— Не знаю, — признался Херрик, — все будет зависеть даже не от противостоящих в Таджикистане сил. Все решается в Москве. Если там на выборах победят коммунисты или националисты, они вполне могут начать новое объединение империи. И хотя историю трудно повторить, у них может получиться некий симбиоз имперско-демократического союза, с которым нам снова придется считаться. Вам шах.
— Да, может быть, вы и правы, — согласился Беннет, — он анализировал возникшее положение на шахматной доске минут пять и, убедившись, что теряет фигуру, сдался.
— У вас есть какие-нибудь сведения из Афганистана, от Нуруллы? — спросил Херрик.
— От этого контрабандиста, — вздохнул с огорчением Беннет, — наша трагедия в том, что мы всегда имеем дело с далеко не лучшими представителями рода человеческого. С одной стороны, он поставляет нам необходимую информацию, с другой — переправляет через границу крупные партии наркотиков. Недавно он даже пытался с боем прорваться через таджикскую границу.
— Удалось?
— Разумеется, нет. Он потерял довольно много своих людей и снова ушел в горы. А из его достижений можно отметить только один сбитый вертолет и захваченный в плен офицер русских. Какой-то полковник, видимо пограничник.
— Что они собираются с ним делать?
— Пока решают, — пожал плечами Беннет, — может, обменяют на кого-нибудь, может, попросят оружия, может, еще что-нибудь. Этот офицер нас мало интересует, в конце концов, что может знать захваченный на границе офицер, даже если он полковник. Ну, расскажет нам об организации охраны одной из застав. Это мало продуктивно и совсем неинтересно.
— Да, наверное, так оно и есть, — согласился Херрик, — когда вы собираетесь снова лететь туда?
— Завтра утром.
— В такую погоду? — удивился Херрик.
— Я прослушал прогноз погоды. Обещают завтра утром нормальную видимость и отсутствие ветра.
— Вы уже вызвали вертолет?
— Мы говорили с Пешаваром. Оба наших пилота сейчас в Дроше, в тридцати километрах отсюда. Они прилетят завтра утром за мной. Я столько раз просил оставлять вертолет прямо у нас, но Пешавар не разрешает. Они тоже правы, здесь в горах нет подходящих условий для размещения вертолетов.
— Все равно будьте осторожны. Я не доверяю этому Нурулле, — пробормотал Херрик.