Ухожу, не прощаюсь...

— Так уж устроен мир. — Слесарев, прищурившись, смотрел в далекое небо. — Почти вся война состояла из таких судеб. У многих среди этой страшной мясорубки была своя случайная встреча, короткая, как надежда, а потому еще более горькая. И война же все разрушила. И каждому казалось, что эта встреча могла, нет, не могла, — обязательно стала бы счастьем. С тех пор прошло тридцать лет, все, оставшиеся в живых, давно переженились и повыходили замуж, у них давно уже внуки, — а в сердце по-прежнему боль по той короткой, случайной встрече, которая могла, но не стала счастьем… В этом страшный парадокс войны. Давайте представим обратное: война не разрушила этот случайный луч, оба остались живы, а, тем не менее, счастья не обрели, получилась что ни на есть самая ординарная склочная и несчастная семья. Потому что счастье для нас, как ни странно, только то, что несбыточно, что безвозвратно потеряно. И другая сторона этого страшного парадокса: война отобрала, убила это короткое, промелькнувшее, как луч, счастье, а ведь этот счастливый миг подарил им не кто-нибудь, а все та же война, жестокая сводница, то есть не будь войны, не было бы этой встречи. И все-таки в тысячах вариантов: случайная, короткая, самая больная и дорогая встреча, которую никогда не забыть, которая могла бы, но не стала счастьем.

— Вы хотите сказать, что эта тема банальна? — она смотрела на него широко раскрытыми от удивления глазами.

— Почему банальна? Она типична. Что слишком многим она больна и близка…

— Странный вы все-таки человек. — Она села, обхватила колени руками. — Вам нужно быть одним из сценаристов нашего фильма. Мне кажется, что вы лучше всех нас представляете, каким он должен стать. Вас обязательно нужно познакомить с Георгием Ивановичем. Все, что вы сейчас говорили, вы должны сказать ему. Это страшно слушать, что вы сейчас говорили, но эта как раз та правда, на которой должен строиться наш фильм. А Георгий Иванович несколько идеализирует…

— Ну что вы, какой я киносценарист! — усмехнулся Слесарев. Приподнялся на локтях. — Вы актриса?

— Да, в какой-то мере.

— В каких фильмах вы снимались? Я не помню вашего лица. Правда, я очень редко хожу в кино. Все некогда.

— Это мои первые съемки… Удивляетесь? Старуха, мол, уже, и первый раз снимается в фильме.

— Да нет. Во-первых, вы еще очень далеко не старуха, и вы хорошо это знаете, а во-вторых…

— А во-вторых? — переспросила она.

— А во-вторых… А во-вторых… Я не знаю, что во-вторых, — засмеялся он.

— Я играю в театре. Никогда не думала о кино, и вот неожиданно пригласили.

— Этот высокий, с сединой на висках, ваш сегодняшний спутник — он режиссер? Он пригласил вас?

— Да, он, — видимо, поймав какой-то подсмысл в его вопросе, она усмехнулась. — Он вам не понравился?

— Почему же? Понравился.

— А серьезно?

— Вполне серьезно — понравился. Очень симпатичный и приятный мужчина.

— Но вы же подумали о нем что-то нехорошее. Когда спросили, не он ли пригласил меня на съемки… Вы не правы в своих мыслях. Во-первых, не стоит принимать за истину пошлые анекдоты про киноактеров, а во-вторых, я уже далеко не в том возрасте, чтобы кто-то соблазнился приглашать меня на подобную роль.

— Ну что вы! Как вы могли подумать?! — искренне обиделся Слесарев. — Ну просто… мне показалось, что он несколько неравнодушен к вам.

— Серьезно?

— По крайней мере мне вчера показалось, что он очень хотел вам понравиться.

— Тогда простите меня. — Она помолчала. — Может быть, и так. Но это просто от скуки. Просто правила хорошего тона, что ли. На самом-то деле он несокрушимый семьянин, даже если бы я хотела этого. Кстати, вчера он очень расстроился, когда вы ушли и когда он узнал, кто вы. Сокрушался, что как все пошло получилось: спрашивал вас снисходительно, знаете ли вы о Хергиани. И эти шуточки об облупившемся носе.

— Ну это он зря. Ничего в этом плохого нет. И не бахвалился он совсем. Ну, может быть, я повторяю, хотел немножко вам понравиться. Но делал он это чрезвычайно деликатно. Сознаюсь, именно этим он мне прежде всего и понравился… Так что скажите ему, что я нисколько на него не обижаюсь. Обязательно передайте.

— Вы сегодня его сами можете увидеть, если опять будете ужинать там.

— Наверное, нет, — сказал он.

— Вы сегодня уезжаете?

— Нет, — замялся он. — Просто вряд ли я буду там вечером. Вчера я совершенно случайно попал в тот ресторан.

Они помолчали.

— Простите меня, пожалуйста, за ту пошлую глупость и за резкость, — сказала она. — Давайте забудем об этом.

— Давайте. Но в чем-то, вы, видимо, были правы. Где-то подспудно у меня, видимо, мелькнула какая-то подобная мысль, — сказал Слесарев.

— Вот видите… Хорошо, что вы сказали это. — Она приподнялась на локте, с благодарностью улыбнулась ему. — А в какой гостинице вы остановились?

— В «Южной», — замялся он.

— Так мы тоже живем в «Южной». А на каком этаже?

— …На пятом, — ему ничего не оставалось, как врать дальше.

— А мы на седьмом. Совсем рядом. Заходите к нам в гости.

— Спасибо!

— Максимов говорил, что у вас, альпинистов, часто случаются несчастные случаи.