Ухожу от тебя замуж

– Да нет, я чисто теоретически, – соврала Соня. – Просто вы всегда говорили, что хотели бы, чтобы, когда я вышла замуж, мы жили все вместе, а я подумала, а вдруг у меня будет иногородний жених.

– Господи, ну что ты говоришь! Ты такая тонкая, умная девочка, зачем тебе какой-то провинциал! Обязательно найдется хороший мальчик из интеллигентной семьи, которого мы с папой примем в дом.

– Ну а вдруг?

– Конечно, я не была бы в восторге, но ради твоего счастья приняла бы твоего избранника и прописала его к нам.

– Да нет, мама, – засмеялась Соня. – Если бы я уехала к мужу?

– Ты? Но зачем? Зачем куда-то ехать, когда есть прекрасная квартира в пригороде Петербурга? Бросить ее и уехать на периферию? Да твой муж тебя об этом даже не попросит.

– Ты уверена?

– Абсолютно. Глазом моргнуть не успеешь, как он воцарится у нас и начнет покорять культурную столицу. Провинциалы, они такие. Нахрапистые. Надо быть с ними осторожной. Доченька, я не хочу тебе ни в чем препятствовать, но если вдруг у тебя намечается роман с иногородним, прошу тебя, подумай серьезно, что ему в тебе нравится – ты сама или, как в фильме, ваша жилплощадь?

– Да нет у меня никого, – постаралась успокоить маму Соня. – Просто я вдруг подумала, как бы вы отнеслись к моему отъезду в другой город?

– Сонечка, что ты такое говоришь? Мне даже подумать об этом страшно!

Еще раз заверив маму, что она никуда не собирается, а, наоборот, скоро придет домой, Соня разъединилась и снова стала думать о Германе, как он там один.

Сейчас у него глубокая ночь, наверное, спит, и звонить ему нехорошо. Но все же Соня не удержалась и написала сообщение «ВКонтакте»: «Герман» и добавила кота с сердечком. Что ж, проснется утром, увидит, вдруг обрадуется, что она думает о нем.

Через минуту телефон зазвонил.

– Соня, что случилось?

– Ничего, просто послала тебе сообщение. Извини, если разбудила.

– Я не спал, – заявил Герман, но по голосу было ясно, что он врет.

– Прости, – повторила Соня, – просто я соскучилась. Ну, спокойной ночи.

– Подожди. Соскучилась, так приезжай.

– Герман, а ты не думаешь сам приехать? Ты же теперь доктор наук, наверное, можешь найти здесь хорошее место.

– Любимая, я главный штурман соединения. На мне тут все завязано. Не могу говорить, что именно, но все. Как я брошу и уеду? Или ты хочешь ослабить оборону тихоокеанских рубежей нашей родины?

– Нет, – засмеялась Соня, – этого я, конечно, не хочу.

– Слушай, я не могу тебя заставлять, чтобы ты бросила свою работу, так приезжай хотя бы в отпуск. Распишемся, а потом как-нибудь оно образуется.

– Распишемся, – фыркнула она. – У тебя в паспорте хоть свободное место есть для штампа?

– Найдем! – засмеялся Герман. – Все сделаем, Соня, не переживай.

– А если я пока не решаюсь, сколько ты еще будешь меня ждать?

– Вечно, любимая!

– Н-да?

– Н-да! Будь спокойна.

Когда она закончила разговор, дождь внезапно прекратился, за деревьями даже показался небольшой ломтик чистого неба, и Соня быстро вывела велосипед и покатила домой, пока снова не зарядило. Грустное настроение испарилось без следа, она ехала быстро и, пользуясь тем, что на улице мало прохожих, направляла велик в самую середину луж и смотрела, как вода расступается, разлетается под передним колесом, будто под носом корабля.

Соня не была еще до конца уверена, что любит Германа так, как жена мужа, но одно знала точно – себя саму она любит только рядом с ним.

* * *

Александра немножко боялась снова встретиться с бывшей свекровью, зная, как та долго помнит обиды, но, наверное, Виктор все же поговорил с матерью.

В следующий раз, как им пришлось увидеться, Альбина Ростиславовна очень сердечно приветствовала бывшую невестку.

– Ты прости меня, Сашенька, что я была резка с тобой, – сказала она ласково.

Александра так изумилась, что даже не нашлась, что ответить. Подобная нежность была несвойственна свекрови даже в золотые времена их отношений.

– Да, я немножко перешла границы, но ты, милая, должна меня понять, – продолжала Альбина.

Александра примирительно улыбнулась и, заметив, что кофе в турке начинает подниматься и шипеть, отвернулась и быстро сняла ее с огня.

Достала из буфета кофейные чашечки тонкого костяного фарфора с бледным цветочным рисунком и, глядя, как их прозрачная белизна заполняется густой темной жидкостью, вдруг подумала, что это чашки Инги. Такое порой бывало с ней: когда Александра впервые вошла в этот дом, чувство неловкости, неуместности своего пребывания здесь сильно мучило ее. Неприятно было все, словно она, находясь в этих стенах, пользуясь Ингиными вещами, отнимает у нее то, что должно оставаться после смерти человека. Дом хранил память о безвременно ушедшей хозяйке, а Александра вторглась в него, как захватчица, и память эту уничтожала.

Потом она привыкла, смирилась с положением невольной захватчицы и стала хозяйничать без мучительного чувства вины, оправдываясь тем, что заботится об Ингиных детях, но порой брала какую-нибудь вещь, и воспоминание о погибшей женщине ударяло ее, словно током.

Подавая Альбине чашку, Александра заметила, что рука немного дрожит.