Ухожу от тебя замуж

Улыбнувшись, она подтянула к себе табурет и села так, чтобы не забрызгать новое платье. Наверное, следовало одеться скромнее, в джинсы и блузочку, и уж тем более не стоило брать с собой туфли на шпильках и портить в них паркет Министерства обороны, но что делать, если она так нравилась себе в новом образе!

Соня тряхнула головой, наслаждаясь непривычным ощущением распущенных волос, закинула ногу на ногу, покачала ступней и подумала, будь сейчас на месте Германа любой другой человек, она вела бы себя совершенно иначе. Собрала волосы в пучок и суетилась бы вокруг плиты, демонстрируя, какая она якобы хозяйственная и трудолюбивая.

Но Герман пригласил ее не ради помощи по кухне. Он хочет от нее другого, и она это другое ему даст. Какие еще нужны бонусы?

Герман повязал вокруг пояса вафельное полотенце, в уголке которого виднелся инвентарный номер, выведенный черной тушью, и бросил лук на сковородку. Масло зашипело, и по кухне поплыл приятный аромат.

– Здесь накрыть или лучше в комнате? – спросил Герман, тыльной стороной ладони утерев выступившие от лука слезы.

– Здесь, – ответила Соня. – В комнату пойдем потом.

– Ладно.

В светлых глазах вдруг промелькнуло что-то жесткое, звериное, и Соне стало не по себе. Она смотрела, как ловко Герман встряхивает сковороду, как достает из холодильника небольшую кастрюльку и ставит на огонь, как распадаются под его ножом красные помидоры, и думала, что в сексе он, наверное, такой же умелый и расторопный, как на кухне.

Герман сказал, что готовит для нее свою фирменную картошку, и Соня кисло улыбнулась в ответ.

Молодец, хорошо он все делает, но слишком уж привычно. Сразу становится ясно, что ритуал обольщения картофелем проводился много-много раз и теперь доведен до автоматизма. Интересно, сколько дурочек побывало на ее месте? О трех известно официально, а на самом деле…

Соня вздохнула. Идея переспать с малознакомым мужиком только потому, что она испытывает к нему необъяснимое физическое влечение, внезапно перестала казаться мудрой, но что делать? Поужинать, притвориться дурой и уйти? Тогда Герман обидится и обзовет ее нафталиновым термином «динамо», или как там обозначали неуступчивых и лживых девушек в далекую пору его молодости. Уйти прямо сейчас? Но Герман ничем ее не обидел…

Вот странность, чем меньше ей нравится Морозов, тем больше она волнуется, какое мнение сложится о ней у него. Маразм, если вдуматься. Надо просто подняться, извиниться и уйти.

Но только Соня набралась духу встать с табурета, как Герман снял сковородку с огня и разложил еду по тарелкам. Кажется, восхваляя свою стряпню, он не соврал, ломтики картошки с золотистой корочкой выглядели очень красиво, но Сонины мысли сейчас были далеки от гастрономии. «Лучше бы мы сначала сделали все, а потом поужинали уже», – думала она мрачно, гоняя по тарелке картошку с мясом, чтобы со стороны казалось, будто она ест.

– Что с тобой, Соня? – Герман отложил вилку и внимательно посмотрел ей в глаза.

Она покачала головой, мол, ничего.

– Не волнуйся.

– Я и не волнуюсь.

– Я вижу, – проговорил Герман. – Слушай, я бы сказал тебе «не бойся», если бы не знал, что после таких слов надо как раз начинать бояться, даже если до сих пор ты этого не делал. Поэтому ты меня, конечно, бойся, но если не хочешь, ничего не будет.

– Что ж не будет? – усмехнулась Соня. – Картошку только зря переводил.

– Ну вот именно! – хохотнул невесело Герман. – Ты волнуешься и не ешь, а мне обидно. Может, я тебя хотел поразить своими кулинарными талантами.

– Поразил.

– Тогда пойдем?

– Пойдем.

Они перешли в комнату и сели на краешек кровати. Соня машинально расправила покрывало и подумала, что и тут у всего найдется инвентарный номер, но Герман стал целовать ее и провел рукою по бедру, и мысли все куда-то улетучились.

Соне было приятно чувствовать губами обветренную кожу его лица и совсем не страшно лежать в его объятиях. Наоборот. Никогда раньше она не была уверена, что ничего плохого не может с ней произойти, и вдруг, вместе с теплотой, разлившейся по телу от прикосновения рук Германа, внезапно пришло совершенно ясное сознание, что ничего плохого в принципе не бывает, а просто у жизни разный вкус, и какой бы он ни был, сладкий ли, горький, но он всегда прекрасен. А вкус смерти ей никогда не придется узнать. Мысль была так очевидна, что Соня даже не пыталась облечь ее в слова. Просто обняла Германа покрепче.

«Здравствуйте, меня зовут Соня, и я сексоголик, – усмехнулась она про себя. – Вдруг мне так понравится, что я попаду от Германа в зависимость? Кажется, сейчас не его надо бояться, а себя самой».

Герман снял с нее платье, и Соня потянулась к выключателю бра.

– Зачем? – хрипло сказал Герман. – Ты такая красивая…

– Мне будет неловко. И вообще, – Соня замялась, но все же собралась с духом, – будь, пожалуйста, осторожен. Я до тебя ни с кем не была.

– Что?

Морозов отпрянул.

– Да ничего, – пожала печами Соня, стараясь, чтобы это звучало не пафосно, а как можно более буднично. – Просто говорю.