Украденное сердце (СИ)

Лошади всадников нетерпеливо били землю копытами. Кмети же, заметив травницу, приосанились, готовясь отправиться в путь. Зарислава не ожидала увидеть Зарубу, однако была рада, что тысяцкий не оставил Марибора.

Приблизившись к приготовленной для неё лошади, не осмеливаясь поглядеть на княжича, травница погладила животное по мягкой шерсти, пропустила через пальцы густую гриву. Тень накрыла её, и Зарислава, кожей чувствуя его, чуть повернула голову. Когда ладони его опустились на её талию, задержался, погладив её по животу. От этого жеста по коже Зариславы разлилась дрожь, и всё внутри опустилось, будто небо обрушилось на неё разом, что даже колени подогнулись. Марибор сжал её крепче и подсадил в седло, верно, позабыв, о своей болячке.

— Держись крепче, — сказал он, и Зарислава глянула на него сверху вниз.

Лицо Марибора было бледным, и чёрные брови оттеняли синие глубокие глаза, в которых таял, как на раскалённом солнце, лёд.

— Поторопись, княжич, — одёрнул его Заруба.

И когда Марибор погрузился в седло, небольшой отряд пустился по дороге сначала шагом, а потом, подстегнув лошадей, ринулся в бешеный галоп, поднимая за собой желто-серую пыль. Позади остались стены Волдара, вымощенные цельными брёвнами улицы, пробуждающийся посад. Зарислава не выпускала из своего внимания сильную спину Марибора, тёмные волосы, что трепал ветер. Княжич был всё в той же рубахе и босым.

Эпилог

Дверь скрипнула, когда Пребран шагнул в чертог отца. На взмокшее от жары лицо хлынул поток воздуха. Вячеслав закаменел, хмуро сведя брови, не в силах сдвинуться с места. Теперь так всегда с ним случалось, когда он видел сына, истлевающего на глазах. Пребран и сам заметил, что мышцы его истощились, а скулы впали, ко всему одолевала невыносимая слабость. Изнуряла ли жара, или кто-то выпивал его силы, Пребрану оставалось лишь гадать. Но ещё не прошло ни одного дня, когда он не думал бы о ней, вновь и вновь вспоминая ту ночь в бане. Заведя подрагивающие руки за спину, Пребран отступил в густую тень, пряча от отца взгляд.

Вячеслав вдруг побледнел и раскрыл рот, но не произнёс ни слова, схватил рушник с сундука, бросился к нему.

— Будята! — позвал он челядь, приложив рушник к лицу сына.

Пребран оттолкнул его.

— Не зови никого, — с остервенением вырвал из рук отца испачканное кровью полотно, пройдя к чаше, кинул рушник рядом на полку и плеснул в лицо ледяную воду.

— Как себя чувствуешь?

— Чего ты меня звал? — в свою очередь спросил Пребран. — Ни свет, ни заря.

Отец, стоявший позади, молча наблюдал за ним.

— Вчера мне пришла весточка от Радмилы… — начал он.

Пребран задеревенел.

— И что она говорит? Нравится ей в Волдаре?

Уже прошла целая седмица, как сестра отправила его из Волдара назад в Доловск. После того, как он покинул стан, покой его был потерян.

— Ты знаешь, что, — вдруг с раздражением ответил Вячеслав.

— Значит, пожаловалась.

Отец гневно смерил его взглядом.

— Я всю ночь думал, как с тобой поступить. Ты заслуживаешь наказания. Но в том и моя вина, упустил тебя из виду, слишком много дал тебе простора. И ты, как последний паскудник, опозорил меня. Я огорчён, Пребран. И разочарован. И вот моё решение… — Вячеслав бросил бумагу на стол.

— Я запрещаю тебе выезжать за стены детинца. Как только разберусь с важными делами, займусь тобой. К первым морозам, поедем за невестой. Готовься.

Пребран стиснул кулаки, гнев застил глаза чёрным полотном. Он фыркнул и раздражённо бросил мокрый рушник на сундук. Ненавидел, когда ему кто-то указывал. Возненавидел в этот миг отца за то, что лишает его права распоряжаться своей же жизнью. Однако ничего не сказал и смотрел на Вячеслава исподлобья и по-волчьи.

— Это всё? — спросил он, собирая в себе силы держаться холодно.

— Да, — ответил твёрдо Вячеслав.

— Я могу идти?

— Иди.

Не успел Пребран покинуть порог, как отец напомнил ему:

— Из детинца ни ногой.

Всё же терпения не хватило, и Пребран грохнул с силой дверью, пошёл прочь по переходам, распугивая своим свирепым видом челядь.

Он вернулся в покои, полупустые и холодные, как и его душа. Лопатки всё ещё вздрагивали от гнева, и на плечи будто легла железная тяжёлая кольчуга, пригибая к полу. Можно было подумать, что княжича одолела хворь, но боль его была иной, исцелить которую было не подвластно даже самому сильному волхву. Туман из головы не уходил и мешал соображать ясно. Но одно Пребран понимал отчётливо — он покинет Доловск и найдёт ту, которая украла его сердце.

Княжич испытывал муторную тягу. От злости на самого себя, от ощущения бессилия шарахнул по столу кулаком так, что тот задребезжал. Потом повернулся к окну. За ним простирались туманные дали, длиннохвостые ласточки изредка прорезали воздух, кружили прямо под крышей, свивая гнёзда. Медленно пробуждался детинец. Холодная волна поднялась от пола к груди, охлаждая пыл, руки в один миг сделались как обмёрзшие. Пребран моргнул, обратив взгляд на свои кисти — пальцы мелко дрожали, и глаза заполнились влагой.