Украсть богача

Старый Дели кажется настоящим, чего не скажешь о Нью-Дели. Он спокойный, укромный, докапиталистический. Но только с виду. Дели – это восемь разных городов[58] (в зависимости от того, кого вы спрашиваете) – каждое новое здание-победитель попирает останки предшественника; или два – богатый и бедный, как говорят уроженцы Запада; или один, где все мы теснимся задница к заднице; или тридцать миллионов, считая обитателей подземных переходов, жертв голода в Бихаре, которого, если верить правительству, не было вовсе.

Как по мне, Дели вовсе не существует – ни бедного, ни богатого, ни старого, ни нового, ни могольского, ни британского, ни индийского: деньги приходят, деньги уходят, строят дома, роют метро, пальцы есть, пальцев нет. Это мираж. Множество улиц, кварталов, этнических анклавов, которые совершенно случайно оказались рядом.

Рынки. Кафе. Чандни, мать его, Чоук. Нельзя сказать, что все это места моего детства. Я их видел, только когда выбирался из-за чайного лотка. Раньше у меня просто не было свободного времени. Встаешь, идешь в храм, выносишь лоток, делаешь чай, слушаешь, как покупатели клянут очередь, лишний вес, супругов, детей, потом идешь домой, ложишься спать. В свободный день, благословенный свободный день, может, сходишь в школу, собак погоняешь, пожалеешь себя. Вот и вся моя жизнь.

И все из-за чая.

Терпеть его не могу. У меня от него раскалывается голова и колотится сердце, как у живущего в Америке подростка-индуса, чьи родители узнали, что он встречается с чернокожей. Поэтому мне так трудно проводить время с товарищами по нашей прекрасной профессии. Они пьют только чай. Хлюпают, сплевывают, хлебают его так быстро, точно соревнуются друг с другом. Не то чтобы с ними было о чем говорить, с этими детьми сукиных детей, но они, как никто другой, умеют раздобыть экзаменационные билеты, и если повезет, расскажут: какого полицейского обходить стороной, в каком экзаменационном центре идет кампания против коррупции. Одно из тонких мест в земной коре, где извергается жар со дна общества.

Поэтому время от времени я отваживался заглянуть сюда, в чайную в лабиринтах переулков за Каркардумой[59], где собирались все бывшие учителя мира, сбежавшие от позора.

Восточный Дели – серая клякса на гугл-картах, с маленькими выгоревшими от солнца парками, где все фонтаны пересохли еще в девяносто четвертом, а в крикет играют не по правилам белых; да и в реальности это место выглядит не лучше.

Восточный Дели – самое грязное место в мире, как скажет вам «Нью-Йорк Таймс» или ВОЗ, такое грязное, что их хиленькие трехзначные приборчики зашкаливают и выходят из строя. С загрязнением я еще могу смириться. А вот от вони специй и кипящего коровьего молока – запахов моего детства – я зажимаю нос, но все равно торгуюсь и веду дела.

Восточный Дели – место, которое я зову домом.

Дайте-ка я опишу человека, которого знал лучше всех, пусть даже и потому, что рассчитывал однажды его обойти.

Сумит был из тех, с кем следовало держать ухо востро. Акула. Тонкие, острые, как бритва, скулы, голодные глаза, делец, будущий король мира – такие есть за каждым чайным лотком, в каждой задней комнате каждой индийской лавчонки.

Сперва в нос бил парфюм. Как будто грейпфрут забыли на солнце, он подгнил и побурел.

– Так и заказываешь парики, а, Рамеш? – смеялся он каждый раз, завидев меня.

В тот день я рискнул задать кое-какие вопросы о проектах новых мер по обеспечению безопасности государственных экзаменов, чтобы знать, что к чему в стремительно меняющемся мире образовательной имперсонации. Западные профессионалы собираются на выездных семинарах. Я ходил к Сумиту.

– А, Рамеш? – сказал очередной чамча

[60] из свиты Сумита. Они носили майки без рукавов, как их господин и повелитель. Перед ними всегда стояли большие прозрачные бутылки с креатином[61] или еще какой-нибудь западной бурдой. Видел я селфи Сумита. Качает мышцы в спортзале с зеркалами от пола до потолка, устроенном в подвале частного дома в Вайшали[62], где только и разговоров что о тренировках актеров «Марвел» и добавках для роста волос. В социальных сетях – селфи с тренировок и дурацкие фразы: «Провалил планирование – планируй провал», «Путешествие в тысячу миль начинается с первого шага» и прочая бредятина, которую несешь, когда тебе исполняется сорок и девушки начинают звать тебя «дядей».

А еще от них всех несло этим чертовым парфюмом, как от гигантского надушенного облака, края которого вдобавок смазаны гелем для волос.

Сумит заметил, что я принюхиваюсь.

– «Пако Рабан». Хочешь купить? – спросил он, и в ладонь ему, словно из ниоткуда, тут же вложили флакончик.

Я закатил глаза.

– Дела идут хорошо, брат? – допытывался он. – Переходи работать ко мне, Рамеш.

– Это еще зачем? У тебя проблемы? Тебе понадобился управленец? Поддельный парфюм приносит мало денег?

– Ха! Рамеш, Рамеш, Рамеш, все бы тебе шутить.