Новости о странном молодом индусе, у которого не хватает мизинца и который открыл в Техасе ретрит, но при этом – вот чудо! – никого никуда силой не тащит, разлетелись мгновенно.
«Съезди-ка посмотри, что там такое, Оливия, Ханна, Рейчел, покопайся в грязном белье», – говорили редакторы.
Я стал знаменитостью. Им казалось, что я слишком хорош и так не бывает. Однако я всех убедил. Я не скрывал прошлого. Мне случалось причинять людям боль. Но я старался исправиться.
Журналы, веб-сайты для белых миллениалов, которые с уважением относятся к представителям всех рас, телепередачи – все они накинулись на меня как хищники. А на выходные я бесплатно приглашал к себе влиятельных блогеров.
Дисциплина у меня была железная. Никакого дуракаваляния. Только гулять, разговаривать, работать, поститься.
Я отрастил волосы. Стал носить оранжевое, как шафрановые. Поднял цены, сперва до пятисот долларов в неделю, потом до тысячи; еще я всегда бесплатно пускал к себе бродяг, беспризорников, случайных гостей. Поставил неподалеку от дома палатки с обогревателями на солнечных батареях и душами с дождевой водой. Наши прогулки продолжались по три часа. Мы подкрепляли силы ритуально очищенной минеральной водой. Телефоны я отбирал. Мы беседовали о прощении и о том, что главное – быть верным себе настоящему.
Я завел аккаунты в Инстаграме, Твиттере, Фейсбуке, но хранил загадочность. Снимал высокохудожественные фотографии: руки соприкоснулись в пыли, следы ног на песке, угли костра в сумерках. А рекламу мне делали СМИ. Я принимал гостей, руководителей и менеджеров среднего звена, наставлял их на путь самосовершенствования. К концу недели они сияли от благодарности, тяжелой работы и душевного спокойствия. Я заставил их вырубить кустарники и поставил там еще палатки. На ужин мы подавали веганские буррито и за вечерними разговорами разрешали выкурить косячок-другой псевдогималайской травы.
Я купался в деньгах.
Понятия не имею, почему еще не все индусы взялись за это дело. Белые же буквально напрашиваются.
При этом мне даже не приходилось прибегать к мистике. Люди мне сами все рассказывали, без вопросов. Я злился, когда меня называли «гуруджи». «Зовите меня просто Рамеш», – говорил я. Богатые американцы чувствуют себя виноватыми буквально во всем подряд и отчаянно нуждаются в том, чтобы их простили. Я говорил, что все мы ищем прощения, не только вы, но и я тоже, и мы обнимались в розовом свете зари.
Белые вам все сами о себе расскажут. Странно – почти всю жизнь скрывают, что думают на самом деле, но стоит им наконец открыться, и они выкладывают о себе вообще все. Дети, секс, психические расстройства, инцест, изнасилования, наркотики, жестокие родители. Мы слушаем, мы плачем, мы прощаем.
Вскоре обо мне стали писать и в индийских газетах, присылали ко мне подозрительного вида журналистов и журналисток, всяких Шарма и Пателей. От их акцента у меня горели уши.
В Индии выходили статьи обо мне. Разумеется, я их читал: у меня же, в отличие от моих постояльцев, есть вай-фай. Я понял, что меня вот-вот простят. Правда, тогда мне уже было все равно.
Я понял, что совершенно не думаю об Индии, не мечтаю, что она молча примет меня, и уже казалось бессмыслицей, что когда-то именно ради этого я переехал в Америку.
Кого вообще волнует, знают тебя в Индии или нет?
По утрам я приветствовал гостей поклоном, они в ответ кланялись мне, мы произносили «Ом!», и этот звук разносился над равнинами, потом я подавал им сваренный Жозефиной суп, и мы вкалывали до седьмого пота, чувствуя, как из нас выходят грехи.
Скука невероятная.
В Техасе пиздец как жарко. Выйдешь на равнину, увидишь коров на водопое, буйволиную траву – и такое чувство, будто очутился в Индии будущего, лет через сто, где все уже мирно, утробы перестали извергать детей и люди уже не убивают друг друга.
Хотя какие там сто лет.
Здешние индусы говорят странными, нелепыми гнусавыми голосами (боюсь, и я со временем тоже начну так гнусавить), ходят в ковбойских сапогах и широкополых шляпах, едят говядину и голосуют за республиканцев. Они заглядывают в мой магазинчик за целебными самоцветами, статуэтками Ганеши и рисом из Дехрадуна[213]
: их притягивает моя слава. Дочери их учатся на врачей, красят волосы в разные цвета, смотрят вам прямо в глаза и не дают себя в обиду.Ко мне даже обещал приехать Руди с женой. Хочет привезти съемочную группу. Великое воссоединение. Домохозяйки утонут в слезах.
Спасибо, папа. Спасибо, Клэр. Спасибо, Руди. Спасибо, Анджу, Абхи и Прия.
Все-таки я добился, чего хотел.