Улан Далай

Чагдар погладил детей по спинам, подошел к Булгун, вытиравшей невольные слезы концом пестрого платка, передал ей малышку. Обнял Дордже, почувствовал, как громко стучит сердце внешне бесстрастного младшего брата. Запрыгнуть в телегу, как Очир, не мог – встал сапогом на ось колеса, аккуратно шагнул через жердину и устроился позади старшего брата. Сена в телегу отец класть не стал – не хватало еще, чтобы его сыновья приехали в штаб дивизии все в сенной трухе, кинул только войлочный шырдык. Мальчишки распахнули ворота и так и остались стоять, прилипнув к створкам, становясь всё меньше и меньше с каждым вдохом и выдохом, и Чагдару казалось, никогда еще престарелая лошадь отца не бежала так быстро. Очир даже не обернулся.

Они ехали в Зимовники по веселой, зеленой, трудовой равнине. Ее больше нельзя назвать степью – все распахано аккуратными прямоугольниками, и всходы пшеницы уже топорщатся острыми пиками. На заливном лугу у речки, трудно вытягивая копыта из чавкающей грязи, щиплет траву стадо колхозных коров. В небе, как и в детстве, как и всегда, заливаются жаворонки – кажется, их стало больше, ведь на взрыхленном поле и ямку для гнезда легче найти, и пропитание.

Только бы немцы не докатились сюда. Ненасытная война изгадила, залила кровью и порохом, засыпала снарядами и минами, взрыла воронками такие огромные, такие плодородные пространства! Люди перед войной только-только вздохнули, только-только поели вволю хлеба… Но судьба не хочет давать передышки, все испытывает и испытывает на прочность. Может, все свергнутые советской властью боги объединились и выпустили в наказание коричневую чуму? Глупости. В Польше, например, люди набожные, а захватили их в первую очередь. Не достучались поляки до бога. Но если нет богов, кто составляет судьбы? Это был последний вопрос, который задал себе Чагдар перед тем, как провалиться в дрему.

– Товарищ красноармеец! Где здесь штаб дивизии? – услышал Чагдар сквозь сон вопрос отца и открыл глаза. Впереди виднелось знакомое кирпичное здание станции.

– А че ты, дед, в штабе забыл-то? – полюбопытствовал молодой веснушчатый верховой на низкорослой кобылке, натягивая поводья.

– Сынов везу, добровольцев.

– Вон че! – парень внимательно посмотрел на Очира, потом на Чагдара. – Не слишком старые они для войны?

– Старый конь борозды не испортит! – в тон парнишке ответил Баатр.

– Ба, как ты складно по-русски гутаришь! А сам-то тоже записуйся. Будешь указания начальства своим калмыкам разбукваривать. А то ведь ни бельмеса не тумкают. Наш комвзвода младший лейтенант Вершов сокрушается: «С калмыками идти в бой – только на смерть!» Знаешь, как они к нему обращаются? Тарш ладш литинан! – парень захохотал.

Чагдар бросил быстрый взгляд на старшего брата. У Очира на скулах заходили желваки.

– Товарищ кавалерист! – обратился к нему Чагдар. – По-русски следует говорить не «гутаришь», а «говоришь», и не «тумкают», а не «понимают».

Парень круто осадил коня.

– А вы, че, случаем, не шпиёны? – он сдернул с плеча карабин. – Я вот вас счас к особистам сопровожу. Все руки вверх!

– Затвор передернуть забыл, – негромко сказал Очир.

– Че? – не понял верховой.

– Затвор передернуть забыл, – повторил Очир. – И почему у тебя оружие на правом плече, когда сабельники должны стрелять с левой руки? – командным голосом спросил он.

Парень смешался, опустил карабин.

– У меня, дяденька, че-т никак с левой не выходит, – пробормотал он.

– Вот как оформлюсь, разыщи меня, научу, – предложил Очир.

– Ладно. – Парень не знал куда глаза девать. – Вы меня звиняйте. Нам велят бдить: вдруг диверсанты или че. А штаб в клубе размещается. Сразу за памятником Ленину. Звиняйте еще раз.

Он стеганул коня и проскочил вперед, но потом вернулся.

– А фамилия-то у вас какая? Чтоб искать-то, – спросил он.

– Чолункин моя фамилия. Очир Чолункин.

Парень сконфузился.

– Мудреные у вас фамилии, сразу не запомнить.

– Запомни «лункин», как будто рыбу зимой пошел удить. А потом добавь «чо», – предложил Чагдар.

– Ой, че, и правда просто! Завтрева наведаюсь!

Парень снова ускакал вперед.

– Можно было объяснить, что «чолун» – значит «камень», – заметил отец.

– Каменев – враг народа, – возразил Чагдар. – Пусть лучше про лунку думает.

Отыскать клуб не составило труда. У входа стояли двое часовых. Дверь беспрерывно хлопала, впуская и выпуская военных разных рангов. Чагдар попросил доложить о его прибытии полковнику Хомутникову, часовой кликнул дежурного, тот затребовал документы. Чагдар передал свой паспорт и справку Очира из сельсовета – колхозникам паспорта не полагались.

Вернулся дежурный сопровождении какого-то горца. Что это горец, было понятно по походке – шагал он так, будто под мышками у него по арбузу, а в позвоночник вставили палку.

– Старший лейтенант Нагаев, – представился он. – Адъютант замкома Хомутникова. Следуйте за мной! – и быстро повел по лестнице на высокий второй этаж.