Улигер

В старину, говорят старики,В дни, когда на Орхон-рекеВместо льда белый камень лежал,А весною сходил как лёд;И когда великан ХэрмэНе поднял еще стены гор,Жил в степи у отрогов Шенё[2]Хан могучего рода УрхёнМудрый вождь Хологон-Баатор.Сед как лунь и сильна рука,По орлиному зорок глаз,Что равнины насквозь пронзал;Он водил табуны коней:Десять тысяч жеребых кобыл,Десять тысяч злых скакунов(Их великим героям седлать),А иного скота не счесть —Все кормилось в степях его.И бежала слава о немОт Шенё до краев степи —У бескрайнего где тот край.Но не счастлив могучий батор,Послилась Горе-тоскаВ златотканой юрте его,Под пологом из шелка там

Горько стонет Гюлё-Тегинь[3]Молодая его жена.Милой юрты отцовской давноНе вдыхала запах, сменивЛенты девичьи на убрус[4].Ночи долгие десять летПосвящал ей муж, все одноНет у хана наследника. ТутПризадумался Хологон;Темной туче подобный лобПрочертили сотни морщин.В думе тяжкой архи[5] попиватьС горя стал, не один домбо[6]В думе горькой он осушил;И опору ног потеряв,Покачнувшись сидя, сказал:«Нерадивая, знать, женаКоль не может наследника мнеУже десять зим как принесть,Уже десять лет как родить!»Так, напившись хорзы, говорил, —«Иль из зависти проклята кем!»Ничего сверх того не сказал.Зарыдала Гюлё-Тегинь,Ничего не сказала в ответ,Лишь умыв уложила спать

Мужа — так поступать должноС веку всякой доброй жене.Утром мужа умыла, вновьНалила ему вдоволь архиПереваренной в двух котлах,Чтоб унять головную боль,И еды принесла ему:«Угощайся хозяин мой.Будь здоровым и сильным ввек!»В думе тяжкой опять ХологонКрепкой стал попивать архиПереваренной в двух котлах,Горькой стал попивать хорзы.И опять говорить слова:«Коль не может моя женаСына мне, — говорил, — родить,Принести наследника мне…»Так качаясь он говорил:«Коль проклята моя жена!Мне прогнать её должно, не тоГоря много людям и мнеМожет близость её принести…»И велел ей отдать коня,И в дорогу её снарядить.«Эй! — сказал Бологой-Гохой,

Для себя коня пожалев, —Ей седую кобылу дам,Что последней в стаде была,У которой опущен живот,И спина прогнулась углом…»И ещё Гюль-Тегини сказал:«Уезжаешь от нас ты вдаль,Уезжаешь от нас одна,А в степи одной не прожить,Так зачем тогда тебе конь?Ты бери кобылу и в путьОтправляйся с кобылой скорей!»Гюль-Тегинь снарядилась в путь:Одеяло взяла с собой,И овчинный теплый тулупКрепко сшитый взяла с собой,Пару острых ножей стальных;К торокам привязав бурдюк,Лук с собой не тугой взяла,Чтоб еду для себя добыть.На переднюю луку седлаДлинный крепкий в кольца ременьСобрала, и села в седло.Поглядела в последний разНа кочевье родное, ещёПоглядела на юрту мужа, ещё

Попрощалась с супругом своим,И такой на прощанье юролИм сказала Гюлё-Тегинь:«Ты, родная юрта, храниБез меня Хологона покой,Теплой будь как жена, и очагПусть готовит вместо меняВсе что муж добудет родной.Пищей вкусной его накормиИ архи навари ему.Пусть печаль его никогдаНе найдет под пологом твоим.»И народу-людям такойГюль-Тегинь говорила юрол:«Пусть раздольная степь никогдаНе засохнет; не сможет врагВ деле ратном вас превозмочь;Пусть здоровым всегда ваш скотБудет; жирною пусть едаБудет» — так говорила, смочивВлагой слез соленой лицо.И ещё говорила: «ПустьБудут крепкими остовы (кости) юртИ обильными чрева жен!»И закончив пустилась в путьНа седой кобыле своей.