Бове и работавшие с ним инженеры Девис, Яниш и другие применили на строительстве больницы не одно техническое новшество. Они установили две паровые машины и водонапорные устройства с насосами для поднятия воды Москвы-реки и подачи ее в больницу, сделали усовершенствованные печи в кухне и пекарне, предусмотрели специальные колодцы для стока нечистот.
Проект больницы был утвержден Николаем I, который выразил благодарность архитектору «за отличный вкус его». Но не только вкус отличал Бове. Осип Иванович был к тому же великим тружеником. Только в 1828 году, как писал сам архитектор, он занимался строительством «малолетнего отделения» кадетского корпуса, проектом «отделки дома князя Гагарина для Екатерининской больницы, устройством в доме Орловой-Чесменской чугунной лестницы, проектом кордегардий у Триумфальных ворот, проектом рекреационных залов, цейхгаузов, зимнего учебного зала и церкви в главном кадетском корпусе» [1].
Наряду с монументальными общественными зданиями архитектор строил много частных домов. Ему принадлежит заслуга создания нового типа жилого дома, отвечающего требованиям послевоенного времени. На смену домам-дворцам XVIII столетия пришли дома-особняки по-слепожарной Москвы. Небольшие по размерам, чаще всего одноэтажные, удобные, уютные, недорогие особняки были доступны жителям разоренной Москвы.
Небольшие комнаты, украшенные колоннами из «фальшивого» мрамора, скромная, но изящная лепнина карнизов, гризайль на потолке оттенялись гладью стен, окрашенных в чистые цвета. Особенно полюбились москвичам антресоли, выходившие в сторону заднего двора или сада. В комнатах на антресолях протекала жизнь хозяев дома, детей, прислуги. Парадная часть дома смотрела окнами на улицу.
Пройдитесь по улице Рылеева, Сивцеву Вражку, старым Арбатским переулкам, Замоскворечью, вы и сегодня увидите эти скромные особнячки с мезонинами. Почти всюду семь или девять окон по главному фасаду, вытянутому вдоль красной линии улицы. При том, что все они построены по одному из «образцовых», или, как бы мы сказали сегодня, типовых проектов, рекомендованных комиссией, каждый из них имеет свое лицо. Шестиколонный портик с фронтоном на одном, четырехколонный с арочками и аттиком на другом, рустовка стен, ниши, горизонтальные филенки с лепниной, львиные маски над окнами в различных комбинациях придавали индивидуальность каждому дому.
Среди жилых домов, построенных Осипом Ивановичем, выделялся дом князя Н. С. Гагарина на Новинском бульваре, к сожалению, мы можем увидеть его лишь на фотографиях. Осенью 1941 года фашистская бомба угодила прямо в это замечательное творение зодчего.
Все, что бы ни проектировал архитектор - общественное здание или жилой особняк, виделось ему составной частью единого целого. Ему было присуще поразительное чувство ансамбля.
Может показаться, что творческая жизнь зодчего была безоблачной и лишь удачи сопутствовали ему. Нет, конечно, были и бури, и невзгоды, и неосуществленные мечты. Случалось, его проекты отвергались из-за отсутствия денег в казне, случалось, заказчики отказывались от его слишком простых, на их взгляд, проектов, предпочитая вычурные и пышные. Не стал Бове и академиком. Другие, менее талантливые, получали это звание, а он так и не успел в круговерти забот и практической работы подготовить необходимый для этого проект театра на 3 тысячи мест, заданный ему Академией художеств. Больше того, надо было пережить еще мелочные уколы и злословие недоброжелателей.
Как-то Бове назвал себя академиком, адрес-календарь на 1818 год также зафиксировал это звание. Поднялась «буря», члены академии возмущены.
Особенно резко высказывался скульптор Мартос: как _ посмел архитектор присвоить себе это звание, не имея на то диплома?
Были нападки со стороны коллег и по иным поводам. Архитектор А. Л. Витберг осуждал Бове за то, что тот позволил, чтобы ему приписали проект Большого театра, «а чугунные укрепления лож принадлежат тоже не Бове, а - Девису, тоже железные укрепления, стропилы…» [1].
Как видите, это мелочи, но слышать шепот за своей спиной и несправедливые упреки, высказанные в лицо, безусловно, не очень приятно.
Пришлось пройти Бове и через тяжбы с мещанкой Надеждой Губаревой. В июне 1823 года она обратилась к московскому обер-полицмейстеру А. С. Шульгину с прошением. Она хотела получить с архитектора 850 рублей, которые тот якобы остался должен ее покойному мужу за покупку строительного леса еще в 1813 году.