Улица Полумесяца

– Его талант проникновения в сущность человека и символического, образного отражения ее в портретах не имел себе равных, – продолжил Питт. – И в них запечатлевалось не только то, что люди хотели бы видеть в себе, но во многом и то, что они как раз не хотели бы увидеть с такой ясностью. Я видел не просто портреты людей, но и их тщеславие, и внутреннюю пустоту, пороки и слабости наряду с красотой или силой.

– Практически портретная живопись, – мягко заметила Лили.

– Возможно, она также чревата опасностями, – добавил Томас. – Не каждый пожелает, чтобы его натура предстала с такой откровенностью перед посторонними глазами – и, возможно, еще менее перед глазами тех, кого они любят или перед кем могут быть уязвимы.

– Вы думаете, что его убил какой-то клиент? – Теперь Мондрелл казалась потрясенной.

– Я уверен, что его убил кто-то знакомый, – ответил Питт, – и что убийца относился к нему с особой страстью.

Хозяйка промолчала.

– Не думаете ли вы, что это преступление порождено алчностью? – спросил ее Томас. – Едва ли оно вызвано самозащитой. Если только он не шантажировал кого-то… – Он умолк, ожидая ее отклика.

Если глаза Лили и расширились, то настолько мало, что через мгновение суперинтендант уже усомнился, что видел это. Но почему? Ей следовало бы поразиться и даже оскорбиться. Он же только что предположил, что ее любовник виновен в одном из самых отвратительных преступлений!

– Чем же? – спросила женщина, осторожно выбирая слова. – Почему вы думаете, что он мог знать что-то о… ком-то?

– А он знал?

– Если и знал… то определенно не говорил мне…

– Но мог бы знать?

Теперь мисс Мондрелл выглядела очевидно смущенной, хотя и на редкость хорошо скрывала это. Ее волнение выразилось лишь в напряжении руки, сжавшей тонкую фарфоровую чашку, и в легкой дрожи, проявившейся в ряби на поверхности чая. Должно быть, она поняла, что полицейский подбирается к вопросу о том, знала ли она ту тайну, что стоила Кэткарту жизни, и если знала, то продолжила ли пользоваться ею так, что это тоже могло погубить ее.

– Я не знаю, – выдавила она улыбку. – На мой взгляд, ничего порочного он знать не мог. Но все-таки трудно сказать наверняка…

Неужели это правда? Откуда же тогда он добывал деньги? И откуда они вдруг появились у Лили, позволив купить мастерский пейзаж в прихожую и серебряный чайник? Не многовато ли потрачено на покупки за одну неделю? Может, у нее появился новый и удивительно щедрый любовник? Или она побывала в доме Кэткарта и унесла оттуда несколько памятных подарков, с ведома или без ведома миссис Геддс? Учитывая, что у покойного не было никаких конкретных наследников, миссис Геддс могла сотрудничать с заинтересованными лицами, сохранив кое-что и себе. Кто мог знать? Вероятно, никто, если только Кэткарт не хранил где-то опись имущества, а это казалось невероятным, если учесть все то, что Питт успел узнать о его жизни. И безусловно, такой описи не обнаружилось в письменном столе среди его бумаг.

Томасу не хотелось думать о том, что Лили Мондрелл прошлась по дому Делберта и забрала себе все, что ей понравилось. Он вполне мог бы понять ее, но все же эти мысли вызвали у него раздражение.

Затянувшееся молчание утомило хозяйку.

– Хотите еще чая, дорогуша? – спросила она, взявшись за красивый чайник.

– Благодарю, немного, – согласился суперинтендант, глядя, как играет свет на полированной металлической поверхности.

Создавалось впечатление, что мисс Мондрелл специально провоцировала его на те самые вопросы, которые меньше всего хотела услышать.

– Вы заходили в его дом после убийства? – спросил Томас.

Рука женщины дернулась, и ей пришлось поддержать чайник другой рукой.

Питт ждал, и даже Телман замер, не донеся до рта тост с конфитюром.

– Да, – призналась Лили.

– Зачем?

Хозяйка налила суперинтенданту чай и, оттягивая ответ, добавила также чаю в чашку Телману и напоследок себе. Затем наконец вновь взглянула на Питта.

– Он обещал мне некоторые из своих фотографий, которые собирался продать. И я пошла, чтобы забрать их. Вот откуда взялись деньги, – объяснила она.

– И вы уже продали их? – уточнил Томас.

– А почему нет? Они пользовались спросом. А я знала, куда надо пойти.

Она занервничала. По непонятной причине. Суперинтендант сомневался, что Лили говорит правду, но ее история звучала правдоподобно. У нее же была связь с Кэткартом! А мужчины дарили подарки своим любовницам, зачастую необычайно дорогие. Питта даже удивило, что фотограф не завещал Лили что-нибудь более официальным путем. Он не имел иждивенцев, и поэтому у него не было причин, законных или моральных, не позволявших ему сделать этого. Достаточно логично было бы указать обещанные фотографии в качестве ее наследства.

Почему же она разнервничалась? Что это были за фотографии? Средства для шантажа? Не хотела ли она продать их обратно жертвам? Или предпочла бы хранить их дальше как источник дохода? Большинство людей предпочли бы последний вариант. Это была отвратительная мысль.