Улица Полумесяца

Эта мысль поразила ее саму, и она с невольной гордостью вздернула подбородок.

Гость смотрел на нее с живым интересом, ожидая продолжения.

Но то были времена ее юности, и воспоминания о ней терзали душу пожилой дамы. То было в другой жизни, с другими людьми, когда сама она была невинной девушкой, полной надежд, что было невыносимо вспоминать, зная о том, что произошло потом. До настоящего момента ей и в голову не приходило задуматься о том, какие ужасные, неприкосновенные тайны могут скрываться в жизни других женщин, за благопристойными масками их нынешнего спокойствия. Хотя, может, и никаких. Может, она единственная живет с этим тяжким грузом. Тишина становилась все напряженнее, и миссис Эллисон начала замечать врывающиеся с улицы звуки голосов, топот и грохот лошадиных упряжек. И опять именно Кэролайн удалось разрядить возникшее напряжение.

– Мне известно лишь то, что происходило, по-моему, во время правления Вильгельма Четвертого с ирландцами[33], – сказала она. – Множество людей тогда бежали из Ирландии в Америку. Мне кажется, вы могли даже знать кого-то из них.

– Конечно. – Глаза Эллисона исполнились сострадания. – Не могу сказать, много ли их достигло Нью-Йорка, но мне вспоминаются их изможденные лица, одежда, висевшая на них, точно на вешалках, усталые глаза, озарявшиеся лишь слабой надеждой… Они не питали особых иллюзий и тосковали по родине.

– Ваша матушка, должно быть, испытывала сходные чувства, – мягко сказала Кэролайн, и по ее лицу стало очевидно, как живо она представила, что могла чувствовать та незнакомая женщина, пытаясь обрести понимание и свое место в чужом мире.

Сэмюэль, безусловно, заметил это. Его улыбающееся лицо омрачилось печалью.

Мария тоже попыталась представить такую ситуацию. Она ничего не знала об Элис, за исключением того, что та сбежала. Эдмунд никогда не описывал свою первую жену, и его вторая супруга не знала, была ли Элис красивой или невзрачной, блондинкой или брюнеткой, стройной или упитанной особой. Она ничего не знала ни о внешности, ни о предпочтениях своей предшественницы.

Но Элис сбежала. И само это бегство уже вздымалось в уме Марии подобно непреодолимому горному хребту, разделившему их, словно уехавшая принадлежала к какой-то иной человеческой расе. Именно поэтому ее до сих пор терзала ненависть и зависть к Элис – да, именно зависть, зависть душила старую даму, не позволяя выразить своего восхищения, не позволяя открыть правду.

Хотелось ли ей больше узнать о беглянке? Хотелось ли иметь возможность увидеть ее мысленным взором, как реальную женщину из плоти и крови, узнать о ее радостях и горестях, о том, что она так же уязвима, как и все? Нет… потому что тогда она могла перестать ненавидеть ее. И тогда пришлось бы задуматься о разнице между ними и спросить себя, почему же сама она не сбежала.

Сэмюэль не навязывался с откровениями. Именно Кэролайн опять принялась выспрашивать его. Естественно, Кэролайн, вечно она лезет со своим любопытством!

– …по-моему, немного выше среднего роста, – ответил гость на ее очередной вопрос, – светло-русые волосы… – Он улыбнулся с оттенком смущения. – Я понимаю, что могу быть пристрастен, но я был далеко не одинок, считая ее красивой. Ей было присуще милосердие, своего рода внутренняя гармония, словно она никогда не сомневалась в том, что для нее дороже всего, и защищала это с бесстрашием тигрицы. Бывало, мать ужасно злилась, но я ни разу слышал, чтобы она повысила голос. И на мой взгляд, она более, чем кто-то другой, научила меня быть джентльменом.

Слова тут были неуместны, и Кэролайн тактично промолчала.

А Мария осознала, как ее охватывает до боли знакомое чувство горькой обиды. Как могла Элис оказаться столь безупречной особой? Разве не сломили ее несчастья, разве она не рыдала, как обиженный, брошенный во мраке ночи ребенок? Почему ее гнев оказался скоротечным, пережитым и забытым, позволив смиренно выдержать все и вести себя с таким безупречным достоинством… да еще и пробуждать любовь? Гнев старой дамы затаился в глубине ее существа и терзал ее до тех пор, пока в ней уже не осталось ни единого достоинства – в те далекие дни даже ей редко удавалось вести себя сдержанно. Что же помогло Элис стать такой замечательной, такой привлекательной и смелой? Имела ли она какие-то чисто женские преимущества? И так ли прост ответ на этот вопрос? Что же принесла ей смелость?

– …но мне хотелось бы побольше узнать о вашей жизни, – заключил сын беглянки, настойчиво посмотрев на Кэролайн и на миссис Эллисон. – Мне действительно очень интересно, как вы жили. В каком доме? Какие события вас волновали? Куда вы ходили и чем занимались? Какие темы обсуждали? Для меня вы – единственное связующее звено с отцом, которого я никогда не знал. Вероятно, мне просто необходимо побольше узнать о нем, чтобы понять самого себя?

Мария тихо ахнула и, попытавшись перевести дух, почувствовала подступивший к горлу комок. На какое-то время она словно онемела.

– Чепуха! – хрипловато воскликнула пожилая дама после приступа кашля.

Кэролайн изумленно взглянула на нее.