Уловка-22

To Yossarian, the idea of pennants as prizes was absurd.	Йоссариану идея награждения вымпелами представлялась абсурдной.
No money went with them, no class privileges.	За этим не следовало ни денег, ни чинов.
Like Olympic medals and tennis trophies, all they signified was that the owner had done something of no benefit to anyone more capably than everyone else.	Подобно олимпийским медалям и теннисным кубкам, эти вымпелы означали лишь то, что их обладатель совершил абсолютно бесполезный для человечества поступок с большим блеском и мастерством, чем его соперники.
The parades themselves seemed equally absurd.	В равной степени абсурдными представлялись и сами парады.
Yossarian hated a parade.	Йоссариан ненавидел парады.
Parades were so martial.	Очень уж воинственно они выглядели.
He hated hearing them, hated seeing them, hated being tied up in traffic by them.	Он ненавидел звук парадов, зрелище парадов, ненавидел топать в гуще толпы.
He hated being made to take part in them. It was bad enough being an aviation cadet without having to act like a soldier in the blistering heat every Sunday afternoon.	Он злился на то, что его заставляют участвовать в парадах и каждое воскресенье маяться на изнурительной жаре.
It was bad enough being an aviation cadet because it was obvious now that the war would not be over before he had finished his training.	Теперь ему приходилось хуже, чем в ту пору, когда он был простым солдатом: теперь уже было ясно, что война не кончится раньше, чем учеба.
That was the only reason he had volunteered for cadet training in the first place.	А ведь надежда на это была единственной причиной, по которой он сразу, добровольно подался не куда-нибудь, а в кадеты.
As a soldier who had qualified for aviation cadet training, he had weeks and weeks of waiting for assignment to a class, weeks and weeks more to become a bombardier-navigator, weeks and weeks more of operational training after that to prepare him for overseas duty.	В качестве солдата, направленного на учебу в авиационное училище, он должен был долгие-долгие недели дожидаться, пока его определят в какой-нибудь класс, долгие-долгие недели учиться на штурмана-бомбардира и еще больше времени посвятить практическим занятиям в воздухе, чтобы подготовиться к службе за океаном.
It seemed inconceivable then that the war could last that long, for God was on his side, he had been told, and God, he had also been told, could do whatever He wanted to.	Казалось совершенно непостижимым, что война может продлиться так долго, ибо бог, как опять же постоянно вдалбливали Йоссариану, мог исполнить все, что захочет.
But the war was not nearly over, and his training was almost complete.	Но войне не было видно конца, а учеба уже заканчивалась.
Lieutenant Scheisskopf longed desperately to win parades and sat up half the night working on it while his wife waited amorously for him in bed thumbing through Krafft-Ebing to her favorite passages.	Лейтенанту Шейскопфу отчаянно хотелось завоевать первое место на параде, и, обдумывая, как это сделать, он просиживал за столом чуть не до рассвета, в то время как его жена, охваченная любовным трепетом, дожидалась его в постели, перелистывая заветные страницы Крафта-Эббинга.[7]
He read books on marching.	Муж в это время читал книги по строевой подготовке.