Ультиматум Борна

Борн поднялся со стула, и неожиданно ему в голову пришла одна идея. Вместо того чтобы идти к двери, он осторожно пробрался к дальнему краю стойки, где орудовал лысый бармен. Все стулья были заняты, поэтому он с осторожностью вежливо пролез между двумя посетителями, заказал «Перно» и попросил салфетку, чтобы написать записку – якобы личного плана, которая никак не повредит заведению и присутствующим. На обратной стороне негнущейся, словно небольшой щит, салфетки он написал авторучкой по-французски следующее:

Гнездо черного дрозда стоит миллион франков. Необходима личная встреча с вами. Если заинтересовались, приходите к старой фабрике за углом через тридцать минут. Вам ничего не угрожает. Дополнительно получите 5000 франков, если придете один.

Борн зажал в руке салфетку и бумажку в сто франков и посигналил бармену, который с таким видом поправил свои очки в металлической оправе, как будто неизвестный клиент позволил себе какую-то дерзость. Его огромное тело неторопливо двинулось вперед, толстые руки в татуировках оперлись о стойку бара.

– Чего тебе? – не очень приветливо поинтересовался он.

– Я тут вам кое-что написал, – ответил Хамелеон, не мигая глядя на очки бармена. – Я один, и, надеюсь, вы исполните мою просьбу. На моем солдатском теле много ранений, но я не бедняк.

Борн быстро, но осторожно – очень осторожно – взял руку бармена и вложил в нее записку и сто франков. Бросив напоследок выразительный взгляд на оторопевшего здоровяка, Джейсон повернулся и направился к двери, сильно прихрамывая.

Выйдя наружу, он быстро пошел по изрезанному трещинами тротуару в сторону выхода из переулка. Борн прикинул, что его представление в баре длилось около восьми-двенадцати минут. Понимая, что бармен следит за ним, он нарочно не стал смотреть, сидят ли еще его приятели за столом, но решил, что они пока не ушли. Обладатели безрукавки и армейской куртки находились не в самой лучшей форме, в их состоянии минуты не имели особого значения; он лишь надеялся, что полученные каждым пять сотен франков как-то повлияют на их чувство ответственности и они уйдут вовремя. Как ни странно, он больше верил в Морриса-Рене, чем в молодого американца, называвшего себя Ральфом. У бывшего капрала Иностранного легиона выработан безусловный рефлекс на выполнение приказов, он будет слепо ему повиноваться и в трезвом, и в пьяном виде. Джейсон очень на это рассчитывал – ему могла понадобиться их помощь, если только бармен из «Сердца солдата» воспринял всерьез солидную сумму, да и само предложение поговорить наедине с калекой, которого он мог спокойно убить одной рукой с наколками.

Борн ждал на улице, тусклые фонари в переулке почти не давали света, все меньше и меньше людей входило и выходило из закусочной, причем те, кто входил, находились в гораздо более хорошей форме, чем те, кто выходил, – и все они проходили мимо, не удостаивая вниманием прислонившегося к кирпичной стене инвалида.

Инстинкт одержал верх. Моррис вытолкнул более молодого обладателя армейской куртки наружу и, когда тяжелая дверь захлопнулась, врезал американцу по лицу, неразборчиво призывая его слушаться приказов, потому что они стали богатыми и могут разбогатеть еще.

– Это лучше, чем если тебя подстрелят в Анголе! – закричал бывший legionnaire, достаточно громко, чтобы Борн смог разобрать его слова. – Но что они забыли в Анголе?

Джейсон остановил их, когда парочка уже шла по переулку, затащив обоих за угол кирпичного здания.

– Это я

, – сообщил он командным голосом.

– Sacrebleu!..[86]

– Что еще за дьявол!..

– Тихо! Можете сейчас заработать еще по пятьсот франков, если хотите. Не хотите, я найду еще двадцать желающих.

– Но ведь мы товарищи! – запротестовал Моррис-Рене.

– Я надеру вам задницу за то, что так

нас напугали… но мой приятель прав, мы товарищи – погоди-ка, Рене, а ты случайно не коммунист?

– Taisez-vous!

– Это значит «заткнись», – объяснил Борн.

– Я знаю. Я такое часто слышал…

– Слушайте меня. Через несколько минут из кафе может выйти бармен, чтобы встретиться со мной. Может, он выйдет, а может, и нет – я не знаю. Это тот лысый гигант в очках. Вы его знаете?

Американец пожал плечами, но бельгиец кивнул своей покачивающейся от возлияний головой.

– Это Санчес, и он espagnol.

– Испанец?

– Или latino-americain. Никто не знает.

«Ильич Рамирес Санчес, – подумал Джейсон. – Карлос Шакал, родившийся в Венесуэле, террорист-изгой, с кем не смогли справиться даже Советы. Конечно же, он будет работать со своими земляками».

– А насколько хорошо ты его знаешь?

Теперь бельгиец пожал плечами.