Ультиматум Борна

– Вы верно подметили все три аспекта, мисс, – согласился с ней Панов, принимая стакан. – Спасибо.

– Вы, конечно же, американец.

– Как вы угадали? Разве на мне ковбойские сапоги или гавайская рубашка?

Женщина вежливо рассмеялась:

– Я знаю водителя, сопровождавшего вас сюда. Он из американской охраны, довольно милый и весьма привлекательный.

– Охрана? Вы хотите сказать, что-то вроде «полиции»?

– Ну, почти, только мы никогда так не говорим… О, а вот и ваш спутник, – стюардесса понизила голос. – Могу я вас быстренько спросить, доктор? Не нужно ли ему кресло-коляска?

– Боже правый, ни в коем случае. Он так ходит уже много лет.

– Хорошо. Желаю вам приятно провести время в Париже, сэр.

Когда женщина удалилась, на соседнее кресло прихромал Алекс, обогнув несколько групп беседующих европейцев. Он сел и неловко облокотился на мягкую кожу. Он был очевидно взволнован.

– Что случилось? – спросил Мо.

– Я только что говорил с Чарли Кассетом в Вашингтоне.

– Ты, кажется, ему доверяешь, не так ли?

– Он лучший, когда у него есть личный доступ или как минимум свои люди в разведке. Когда он может видеть и слышать сам, а не просто читать слова на бумаге или компьютерном экране, не задавая вопросов.

– Не вторгаешься ли ты, случаем, снова на мою территорию, доктор Конклин?

– Я обвинил в том же Дэвида на прошлой неделе, и знаешь, что он мне ответил? Это свободная страна, и, несмотря на твои способности, у тебя нет лицензии на здравый смысл.

– Mea culpa [105]

, – кивнул Панов. – Похоже, твой друг сделал что-то, что ты не одобряешь.

– Он сделал что-то, что он сам не одобрил бы, если бы он побольше знал о том, по отношению к кому он это сделал.

– Звучит по-фрейдистски, даже по-медицински неблагоразумно.

– И то и другое. Он заключил несанкционированную внешнюю сделку с неким Дмитрием Крупкиным в русском посольстве здесь, в Париже. Мы будем работать вместе с местным КГБ – ты, я, Борн и Мари – если и когда мы их найдем. Предположительно в Рамбулье где-то через час.

– Ты о чем? – спросил Мо в изумлении, еле слышно.

– Некогда объяснять. Москве нужна голова Шакала, желательно отдельно от его тела. Вашингтон больше не может нас защищать, поэтому русские теперь станут для нас отцом семейства.

Панов нахмурился, встряхнул головой, будто пытался усвоить очень странную информацию, и сказал:

– Думаю, это не твоя обычная тактика, но в этом есть определенная логика, даже удобство.

– На бумаге, Мо, – возразил Конклин. – Только не с Дмитрием Крупкиным. Я его знаю. А Чарли – нет.

– Да? Он плохой?

– Круппи? Нет, не то чтобы…

– Круппи?

– Мы с ним бывали в Стамбуле в конце шестидесятых, потом в Афинах, а еще позже – в Амстердаме… Крупкин не злобный, и он работает, как сукин сын, на Москву получше, чем восемьдесят процентов наших клоунов, но у него есть одна проблема. Он абсолютно на неверной стороне, в неправильном обществе. Его родителям лучше было бы уехать с моими, когда большевики пришли к власти.

– Я совсем забыл. Твоя семья была русской.

– Знание языка помогает с Круппи. Я могу улавливать его нюансы. Он типичный капиталист. Подобно экономическим министрам в Пекине, он не просто любит деньги – он одержим ими и всем, что с ними связано. Без надзора и контроля он легко продается.

– Ты имеешь в виду, он куплен Шакалом?

– Я видел, как его купили в Афинах греческие производители, продававшие парашютные стропы Вашингтону, когда узнали, что коммунисты собираются их вытеснить. Они заплатили ему, чтобы он не совершал сделки. Потом я следил за ним в Амстердаме, когда он был посредником между торговцами алмазами Ньюмаркта и кем-то с московской элитной дачи. Однажды мы с ним пили вместе в Каттенгате, и я спросил его: «Круппи, какого черта ты делаешь?» Знаешь, что он ответил? Он сказал, используя в речи словесные обороты, которые я не могу себе позволить, примерно следующее: «Алексей, я сделаю все, что в моих силах, чтобы перехитрить вас, чтобы помочь Советам захватить всемирное господство, но пока, если хочешь отдохнуть, у меня есть чудный дом на берегу озера в Женеве». Вот что он ответил, Мо.

– Примечательная личность. Ты, конечно, рассказал все это своему другу Кассету…

– Конечно, нет, – оборвал его Конклин.

– Боже правый, почему нет?

– Потому что Крупкин определенно никогда не говорил Чарли, что знает меня. Кассет, может, и заключил сделку, но дела вести придется мне.

– С чем? Как?

– У Дэвида – Джейсона – есть более пяти миллионов на Кайманах. Потому я одним плевком могу купить Круппи, и он будет работать только на нас, если мы этого захотим.

– Это означает, что ты не доверяешь Кассету.

– Не совсем так, – сказал Алекс. – Я доверяю ему свою жизнь. Просто я не хочу, чтобы она была в его руках. У них с Питером Холландом свои приоритеты, а у нас – свои. У них – «Медуза»; у нас – Дэвид и Мари.

– Мсье? – стюардесса вернулась и обращалась к Конклину. – Прибыла ваша машина, сэр. Она ждет на южной стоянке.

– Вы уверены, что она за мной? – спросил Алекс.

– Прошу прощения, мсье, но водитель сказал, что у мистера Смита больная нога.

– Да уж, тут он прав.