Ультиматум Борна

Объятия были неизбежны; семья снова была в сборе. Пока Панов и Мари тихо говорили друг с другом, Джейсон Борн отвел Конклина в сторонку, к краю мраморной крыши. Дождь еще усилился. Процессия внизу, уже без свечей, наполовину рассеялась. Оставшаяся половина держалась возле могилы.

– Я не нарочно выбрал именно это место, Алекс, – сказал Джейсон. – Но с этой толпой внизу ничего лучше я не смог придумать.

– Помнишь сторожку и ту широкую дорожку к стоянке?.. Ты победил. У меня кончились боеприпасы, и ты мог легко отстрелить мне голову.

– Ты не прав, сколько можно объяснять? Я не мог убить тебя. Это было в твоих глазах; хоть я и не мог их видеть, я знал об этом. Злость и замешательство, последнее в большей степени.

– Это никогда не было поводом не убивать того, кто пытается убить тебя.

– Да, если ты не можешь вспомнить. Память может и уйти, но фрагменты остаются – для него это были… пульсирующие картинки. То зажгутся, то снова погаснут, но они были.

Конклин посмотрел на Борна с грустной ухмылкой на лице.

– Пульсирующие картинки, – сказал он. – Это термин Мо. Ты украл его.

– Возможно, – ответил Джейсон, когда они оба одновременно оглянулись на Мари и Панова. – Она ведь говорит обо мне, ты знаешь?

– А почему бы и нет? Она беспокоится, и он тоже.

– Боюсь представить, сколько еще поводов для беспокойства я им обоим предоставлю. Да и тебе вместе с ними.

– Что ты пытаешься сказать мне, Дэвид?

– Ничего. Забудь о Дэвиде. Дэвид Вебб не существует. Не здесь, не сейчас. Он роль, которую я играю для его жены, и у меня плохо получается. Я бы хотел, чтобы она вернулась в Штаты, к ее детям.

– Ее детям? Она не сделает этого. Она приехала, чтобы найти тебя, и она нашла. Она помнит Париж, как было тринадцать лет назад, и она не бросит тебя. Если бы не она, тебя бы уже не было в живых.

– Она мешает. Она должна уехать. Я найду способ.

Алекс посмотрел в холодные глаза создания, некогда известного как Хамелеон, и тихо проговорил:

– Тебе пятьдесят лет, Джейсон. Это не Париж тринадцать лет назад и не Сайгон задолго до того. Это сейчас

, и тебе нужна любая помощь. Если она думает, что может хоть чем-то помочь, я ей верю.

Борн резко повернулся к Конклину.

– Мне судить, кому во что верить.

– Это уже крайность, приятель.

– Ты знаешь, что я имею в виду, – возразил Джейсон, смягчив тон. – Я не хочу повторения здесь того, что случилось в Гонконге. Это не должно быть проблемой для тебя.

– Может, и нет… Слушай, давай уберемся отсюда. Наш водитель знает маленький провинциальный ресторан в Эперноне, примерно в шести милях отсюда, где мы сможем спокойно поговорить. Нам есть что обсудить.

– Скажи, – сказал Борн, – зачем здесь Панов? Зачем ты привез Мо с собой?

– Потому что если бы я этого не сделал, он бы подсыпал мне стрихнина.

– Что, черт возьми, это значит?

– То и значит. Он часть нашей команды, и ты знаешь это лучше, чем Мари или я.

– С ним что-то случилось, да? С ним что-то случилось из-за меня.

– Все прошло, и он снова с нами – это все, что тебе нужно знать.

– Это все «Медуза», не так ли?

– Да, но, повторяю, он вернулся, и если не считать того, что он малость устал, он в полном порядке.

– Малость?.. Кстати, маленький провинциальный ресторан в шести милях отсюда – его, кажется, назвал твой водитель?

– Да, он отлично знает Париж и его окрестности.

– Кто он?

– Французский алжирец, многие годы работающий на Управление. Его для нас нанял Чарли Кассет. Он крепкий, знающий и за все это хорошо оплачиваемый. Ему можно доверять.

– Думаю, сойдет.

– А ты не думай, просто прими это.

Они устроились в кабинке в задней части небольшой деревенской гостиницы, укомплектованной потертой скатертью, тяжелыми сосновыми скамьями и вполне приемлемым вином. Хозяин, широкоплечий румяный жирный мужчина, заявил, что его кухня превосходна, и, хотя никто из них не мог пробудить в себе голод, Борн заплатил за четыре блюда, просто чтобы доставить хозяину радость. Это сработало. Хозяин прислал два больших графина хорошего красного вина и бутылку минеральной воды и удалился.

– Ладно, Мо, – сказал Джейсон, – ты не хочешь рассказать, что случилось или кто это сделал, но ты по-прежнему действующий, хотя и болтливый, медицинский работник, которого мы знаем уже тринадцать лет, верно?

– Верно, ты, шизофреник, сбежавший из Беллеву. И, чтобы ты не подумал, что я геройствую, позволь заявить абсолютно прямо, что я здесь исключительно в целях защиты моих немедицинских гражданских прав. Мой главный интерес – моя ненаглядная Мари, которая, как ты, я надеюсь, можешь видеть, сидит сейчас рядом со мной, а не ты. И я положительно истекаю слюной при мысли о делаемых ею замечательных отбивных.

– О, как я люблю тебя, Мо! – сказала жена Дэвида Вебба, пожимая руку Панова.

– Позволь мне ответить взаимностью, – ответил доктор, целуя ее в щеку.

– Я все еще здесь, – заговорил Конклин. – Мое имя Алекс, и я бы хотел обсудить кое-какие вещи, в число которых отбивные не входят… Хотя, должен сказать тебе, Мари, я вчера говорил Питеру Холланду, что они чудесны.

– А что с моими несчастными отбивными?

– Красный соус, – вставил Панов.