Ультиматум Борна

– Я обожаю его. Так же, как обожаю тебя и Алекса. Вы все так рискуете ради нас…

– Может, мы все-таки вернемся к тому, зачем мы здесь? – сердито произнес Хамелеон. – Меня не интересует прошлое, меня интересует завтра.

– Ты не только груб, дорогой мой, ты еще и ужасно неблагодарен.

– Пусть будет так. На чем мы остановились?

– На Префонтейне, – резко ответил Алекс, глядя на Борна. – Но он может уже и не иметь значения, потому что вряд ли переживет Бостон… Я позвоню тебе в таверну в Барбизоне завтра и уточню время ленча. Здесь. Постарайся приехать точно вовремя, чтобы мы тут не маячили, как оставшиеся без пары белоснежные гуси. К тому же если этот толстяк прав насчет его «кухни», Круппи она понравится, и он расскажет о ней всем.

– Круппи?

– Расслабься. Я же сказал, мы давно знакомы.

– И не расспрашивай, – добавил Панов. – Уверяю тебя, ты не захочешь услышать про Стамбул и Амстердам. Они оба – парочка воров.

– Проехали, – сказала Мари. – Продолжай, Алекс, что насчет завтра?

– Мо и я поедем к тебе на такси, и мы с твоим мужем вернемся потом сюда. Позвоним вам после ленча.

– А как насчет твоего водителя, которого добыл Кассет? – спросил Хамелеон, холодно сверкая глазами.

– А что с ним? За сегодняшнюю ночь ему заплатят в два раза больше, чем он может заработать своим такси за месяц, и после того, как он высадит нас у отеля, он исчезнет. Мы больше его не увидим.

– Он увидит еще кого-нибудь?

– Нет, если ему не надоело жить и он намерен отправить деньги родственникам в Алжир. Я же сказал, Кассет за него ручается. Он – гранит.

– Значит, завтра, – решительно сказал Борн, глядя через стол на Мари и Морриса Панова. – После нашего отъезда вы должны оставаться в Барбизоне и не покидать таверну. Поняли?

– Знаешь, Дэвид, – ответила Мари, сидя на сосновой скамье, строгая и колючая, – я хочу сказать тебе кое-что. Мо и Алекс – такие же члены нашей семьи, как и дети, потому я скажу это при них. Мы все, каждый из нас, поддерживаем тебя так или иначе, потому что знаем, через какие ужасы ты прошел. Но ты не можешь и не будешь указывать нам, что делать, будто мы низшие существа в твоем царственном присутствии. Ты

это понял?

– Превосходно, леди. Тогда, может, вам лучше вернуться в Штаты, чтобы не смущаться моим царственным присутствием? – Джейсон Борн поднялся из-за стола, оттолкнув стул назад. – Завтра будет трудный день, и я бы хотел выспаться – последнее время мне это не удавалось, – и кое-кто, кому мы все в подметки не годимся, однажды сказал мне, что отдых – это оружие. Я в это верю… Я буду ждать в машине две минуты. Выбор за тобой. Уверен, Алекс сможет вывезти тебя из Франции.

– Ублюдок, – прошептала Мари.

– Хотя бы и так, – сказал Хамелеон, уходя прочь.

– Иди за ним, – быстро обронил Панов. – Ты знаешь, что происходит.

– Я не могу с этим справиться, Мо!

– И не справляйся. Просто будь с ним. Ты единственная нить, что у него есть. Тебе даже не обязательно говорить, просто будь рядом. С ним.

– Он снова киллер.

– Он не причинит тебе вреда.

– Конечно, нет, я знаю.

– Тогда обеспечь ему эту нить к Дэвиду Веббу. Ты должна быть с ним, Мари.

– О боже, я так его люблю! – воскликнула женщина, вскочила на ноги и побежала за своим мужем – и в то же время не ее мужем.

– Это был верный совет, Мо? – спросил Конклин.

– Не знаю, Алекс. Я просто думаю, ему не стоит оставаться наедине с его кошмарами. Никому не стоит. Это не психиатрия, а просто здравый смысл.

– Знаешь, иногда ты говоришь, как настоящий доктор.

Алжирский район Парижа расположен между десятым и одиннадцатым округами, три квартала, где все дома – парижские, а звуки и запахи – арабские. Длинный черный лимузин с золоченой церковной символикой на дверях въехал в этот этнический анклав. Он остановился у обитого деревом трехэтажного дома, старый священник вышел из машины и подошел к двери. Выбрав имя из списка у двери, он нажал на кнопку, и со второго этажа донесся звонок.

– Да? – спросил по-французски металлический голос из примитивного домофона.

– Я посланник Американского посольства, – ответил посетитель в монашеском одеянии на не очень верном грамматически французском, что свойственно американцам. – Я не могу оставить машину, но у нас есть срочное сообщение для вас.

– Сейчас спущусь, – ответил французский алжирский водитель, нанятый Чарльзом Кассетом из Вашингтона. Три минуты спустя он вышел из дома на узкий тротуар. – Зачем вы так оделись? – спросил он посланника, стоявшего возле большого автомобиля, закрывая символику на задней дверце.

– Я католический священник, сын мой. Наш поверенный в военных делах хочет поговорить с вами.

Он открыл дверцу.

– Я весьма уважаю ваш сан, – водитель улыбнулся и нагнулся, чтобы заглянуть внутрь лимузина, – но не готов быть призванным в вашу армию… Да, сэр, чем могу быть полезен?

– Куда вы отвезли наших людей? – спросила фигура из тени на заднем сиденье, лицо этого человека нельзя было разглядеть.

– Каких людей? – спросил алжирец, в его голосе вдруг зазвучало беспокойство.

– Тех двоих, которых вы встретили несколько часов назад в аэропорту. Хромого и его друга.