– Не очень-то они похожи, – засомневалась Майя.
– Братик, – отрезала Умама, заботливо кутая контуженного обратно в брезент. – Все мы брат.
– А его одежда где? – спросила девушка.
– Такой найти, – Умама развела руками. – Молчать, ничего не говорить.
– Не голый же он по пустыне две недели шёл, – недоумевала девушка, – И снаряга его где?
– Да какая разница, – не выдержал Глеб. – Парни, есть, что дать ему?
– Найдём, командыр, – кивнул Алдар.
– Вот и найди. Майка, твоя очередь готовить.
– Я проследить, – кивнула Умама.
Глеб бросил на неё страдальческий взгляд и жестом позвал Микайо.
– А мы пройдёмся, подышим.
– Пиздец, – прошептал Глеб, отойдя на достаточное расстояние. – Пиздец, бля.
– Тоже заметир? – понизив голос, участливо спросил Мик.
Командир яростно потёр лицо руками. Как тут не заметить.
Выросшие на войне с машинами дети учились быть полезными в меру сил. И Глеб, и Микайо, которых не пускали в бой, с восьми лет потрошили экзоскелеты, которые притаскивали бойцы. Разбирали на запчасти, отмывали от крови. И прекрасно знали, куда к телам симбионтов подводятся трубки. Как раз в те места, где у контуженного были раны и язвы.
– И что делать? И что вот делать?
Микайо смущённо молчал. Умаму он тоже боялся. Не было ни одного уха в отряде, которое бы не оттаскала крепкая чёрная рука.
– Можно и по-тихому… – предложил он, выразительно чиркнув себя по горлу.
Командир вздохнул. Искушение было велико.
– Не надо пока. Он может пригодится… в нашем деле. Живые нам ещё не попадались. Надо выяснить, куда она экзоскелет спрятала. Может, там осталось чего полезного. Легенду про контуженного поддерживаем. Алдару и Майке не говори пока. С Умамой я сам разберусь.
***
Зачем глупая женщина вырвала его из экзоскелета, R-12 не знал, но ему это не понравилось. Он пробовал сопротивляться, но тяжесть лишённой энергии конструкции не давала особо пошевелиться. А извлечённая личинка была едва ли не слабее зародыша.
Боль.
Что такое боль он знал хорошо. Экзоскелеты купировал её: впрыскивали смеси, активировали мозговой блокатор. Но любой симбионт знал, что такое боль. Краткий ослепительный миг, когда взрывает всё существо… сейчас боль была не такой яркой и хищной, но она была везде. И не кончалась. А ещё он устал.
От зародыша, с которым непонятно было, что делать. От навязчивой мысли беречь и защищать его, что бы ни случилось. От глупой чёрной женщины, которая постоянно к нему прикасалась. К живому мягкому нервному центру, который раньше был закрыт экзоскелетом. И от этого рецепторы просто взрывались. Всё вокруг было, как взрывы: звуки, запахи, вкусы. Резало глаза, резало снаружи, резало внутри.
Глупая женщина так и не произвела ни капли кормосмеси. Приходилось кормить зародыша тем, что оставалось в ранце. Огромную часть она отдала R-12. Непонятно, зачем. Без экзоскелета он ничто. А зародышу может не хватить запаса.
Он пытался объяснить, что зародыша надо доставить Машине. Иначе он перерастёт и станет бесполезен. Но экзоскелета не было, а глупая женщина не считывала мозговые импульсы. И чего-то ждала. Иногда она производила звуки, но R-12 не понимал. Тональность у них была разная. Одну он знал хорошо – так повстанцы отдавали приказы. Другой она разговаривала с зародышем.
Была ещё и третья. Её симбионт услышал на вторую ночь в ангаре. Глупая женщина пыталась не спать и сторожить, но повстанцы не рассчитаны на такие нагрузки. Сам солдат раньше мог не спать три дня на ресурсе личинки, и ещё четыре – на стимуляторах экзоскелета. Теперь почему-то спать хотелось всё время. Дозорным его никто не назначал, поэтому он пытался уходить в гибернацию. Получалось плохо.
Первую ночь то и дело кричал зародыш, и Умама кормила его и гладила чёрной рукой, издавая мерные ритмичные звуки. Зародыш успокаивался, но через два часа начинал кричать снова. Взаимосвязь тактильного контакта и череды криков и тишины солдат не понял, но решил попробовать сам. Зародыш сперва ошарашено взглянул на него и замолчал, а потом залился ещё громче. Солдат попробовал усилить тактильность, но это почему-то не сработало, зародыш закричал ещё громче.
За это Умама дала ему подзатыльник и забрала ребёнка. Совершила колебательные движения руками, посмотрела на солдата, потом повторила движение. Это было понятно: просит скопировать. На следующий день солдат только и делал, что копировал. Личинка не слушалась, ей недоставало ловкости и силы экзоскелета. Солдат не очень умел хотеть, но жалел, что не прекратил жизнедеятельность. Он ничего не понимал. Всей его миссией сейчас было – спасти зародыша. Доставить его Машине, пока не перерос. А дальше… что дальше, R-12 не представлял. Он не помнил такого, чтобы личинки функционировали отдельно от экзоскелетов. После миссий тех, кто не выдерживал повреждений, отправляли в утилизатор. Они были бесполезны. И он тоже бесполезен.