Катри воззрилась на Анну, которая как бы невзначай с благожелательной серьезностью дала ей добро на полноправное завоевание «Большого Кролика». А Анна продолжала:
– Не сердитесь, фрёкен Клинг, не знаю почему, но мне очень нравится, что вы всегда говорите не то, чего от вас ждут, в этом – прошу прощения! – нет ни на грош так называемой учтивости… А учтивость иной раз бывает похожа на обман, правда? Вам понятно, что я имею в виду?
– Да, – ответила Катри, – понятно.
Катри опять вывела пса на прогулку, пошли они в сторону мыса. Снег нынче был покрыт корочкой наста, скоро дело пойдет к весне, и весна эта будет принадлежать Катри Клинг. Ведь Катри наконец-то выиграла раунд в высокой и честной игре, и все, чего она добивается, теперь совсем близко, рукой подать. Свежая, юная сила наполнила ее существо; ломая наст, она бегом кинулась в прибрежные сугробы, увязла по колено, вскинула руки и расхохоталась. Пес, по-прежнему стоя на дороге, что вела к маяку, заворчал, низкий грозный рык клокотал где-то в глубине его глотки.
– Тихо! – сказала Катри. – Место!
Она отдавала команды себе самой. Теперь все решают только спокойствие и трезвый расчет. Можно продолжить игру и биться отныне своим оружием. А оно не запятнано, так она считала.
– Тут несколько документов на денежные переводы, я подписала их и заверила, но лучше бы вам, фрёкен Эмелин, все-таки глянуть на них перед отправкой. А это деньги, Лильеберг получил по прежним переводам.
– Вот и отлично. – Анна запихнула конверт в секретер.
– Разве вы не хотите сверить сумму?
– Зачем?
– Убедиться, что все правильно.
– Дорогуша, – сказала Анна, – я ничуть не сомневаюсь, что все правильно. Он что же, так и ходит в город на лыжах?
– Да, так и ходит. – Секундная пауза, и Катри заговорила снова: – Фрёкен Эмелин, я бы хотела обсудить с вами один вопрос. Лильеберг слишком дорого взял за уборку снега и водосток – и за работу, и за материал заломил. Я ему сказала, и он вернул разницу. Вот деньги.
– Но так же нельзя! – воскликнула Анна. – Так дела не делают… И откуда вам точно известно?
– Чего уж проще: я выяснила ходовые расценки и спросила у Лильеберга, сколько он получил.
– Не верю, – сказала Анна, – ни на волос не верю. Лильеберги прекрасно ко мне относятся, прекрасно, я знаю…
– Уверяю вас, фрёкен Эмелин, к людям, которых можно обмануть, относятся не так уж и хорошо.
Анна качнула головой.
– Вот беда. А в чердачное окошко, как назло, снег задувает…
– Уверяю вас, – повторила Катри. – И никакой беды здесь нет. Лильеберг по первому вашему зову явится чинить окно, и сделает он это с особым уважением и по сходной цене.
Но Анна никак не могла успокоиться и упорно твердила, что все это очень досадно и без толку и что не будет у них с Лильебергом давней непринужденности. А деньги, между прочим, отнюдь не всегда так важны, как представляется.
– Возможно, что марки да пенни вправду не самое важное. Быть честным самому и не давать себя обмануть другим, хотя бы и на пенни, – вот это важно. Взять у чужого человека деньги позволительно только при условии, что ты способен приумножить их и вернуть, разделив по справедливости.
– Дорогуша, а вы, оказывается, весьма красноречивы, – сказала Анна, думая о другом.
Разговор выбил Катри из колеи, и она потеряла осторожность.
– Коли уж мы тут вспомнили о деньгах, сколько получает фру Сундблом?
Анна выпрямилась и до крайности холодно, тем же тоном, каким ее папенька, бывало, выговаривал прислуге, произнесла:
– Дорогая моя фрёкен Клинг, что до этой мелочи, то я, право, не припоминаю.
Матс Клинг и Лильеберг повстречались на проселке.
– Воздухом, значит, дышишь и заодно выгуливаешь пса, – сказал Лильеберг.
– Ага. К старой фрёкен Эмелин иду поговорить насчет чердачного окошка.
– Ты будешь чинить, да? Слыхал, слыхал. А то, говорят, снег в дом заметает.
– Ну, погода теперь наладилась.
– Вот-вот, – заметил Лильеберг. – Сестрица твоя порядок наводит, а не все ли равно? Пока мороз отпустит, думаем опять поработать. И для тебя по мелочи дело найдется. Между прочим, я видел, как ты забираешься в мастерскую с той стороны, через ворота.
– Но ведь другим ты не сказал.
– Нет, это еще зачем. А снегоочиститель все ж таки прислали.
Матс кивнул.
– А фру Сундблом больше не станет убирать у Эмелинши, – продолжал Лильеберг. – Кое-кто говорит, ей, мол, тяжело по косогору взбираться, на больных-то ногах, а кое-кто совсем иначе думает.
Матс, не слушая, опять кивнул.
Потом они распрощались и пошли каждый своей дорогой.
Еловые дебри подступали чуть ли не вплотную к «Большому Кролику», и от этого на заднем дворе всегда было сумеречно. Как тут одиноко, подумал Матс. Дом одинокий такой, заброшенный – потому, наверное, что очень уж большой. Пес лег на привычное место у кухонного крыльца, уткнулся носом в лапы.
– Стало быть, ты и есть Матс, – сказала Анна Эмелин. – Славно, что ты пришел. И инструменты, смотрю, прихватил. Но с окошком можно и повременить… Снимай-ка сапоги и заходи в комнаты. – Она покосилась на собаку. – Почему ей-то нельзя погреться? Твоя сестра не пускает ее в дом.