Перед глобальным переселением к Игорю в Москву я пересмотрела огромное количество телепередач, перелопатила горы литературы о наркоманах. Вывод напрашивался один: вылечить сложно, но можно. Единственное непременное условие излечения: наркоман должен сказать себе сам, без нажима, что он болен и хочет лечиться. Алиса же не признавала себя наркоманкой, хотя представляла собой страшное зрелище: неестественная худоба, блуждающий взгляд, неспособный сфокусироваться на отдельном предмете, темный нездоровый цвет лица…
Когда я пыталась ее наставить на путь истинный, взывая к благоразумию, она смотрела на меня мутными глазами, НИЧЕГО НЕ СООБРАЖАЯ.
Можно ли назвать Алису дочерью? Или это — страшный зверек из сказки, который терзает, мучает, рвет меня куски острыми зубками, чтобы насытиться? Чтобы утолить свою неистребимую ненависть!
Перед переездом в Москву пришлось признаться во всем моим родителям. И хотя от признания они пребывали в тягостном настроении, мама с папой нашли в себе силы, понять и поддержать меня в трудную минуту: чтобы заставить Алису хотя бы задуматься о лечении, ее нужно лишить денег. Признаюсь, что одним из самых тяжелых испытаний для меня была огласка. Поэтому я и сбежала от позора в Москву к Игорю.
Стыдно, что у меня такая дочь! Кажется, что все люди на улице оборачиваются и тыкают в тебя пальцем, говоря:
— Смотрите! Смотрите! Вон! Вон она идет! У нее дочь — наркоманка!
Каково же досталось моим родителям? Они испили чашу людского презрения до дна, потому что пришлось оповестить ближайших родственников и знакомых: не пускать Алису на порог, дабы она не смогла своровать деньги или что-то для продажи.
Узнав, что я съехала в Москву, сразу же в Алискиной квартире нарисовался ее отец, мой бывший муж Алексей. Как он пафосно выразился перед моими родителями, которые были в курсе его переезда: «Спасать ребенка». Но, не выдержав и одной недели рядом с наркоманкой, слинял в неизвестном направлении. А я жила в этом аду несколько лет.
На некоторое время я решила забыть, что у меня есть дочь. Точнее, еще жестче — я решила, что у меня нет дочери. Что я ее похоронила еще тогда, когда она стала наркоманкой. Если бы я рвалась ее спасать, то не смогла бы родить здорового малыша, о котором мы так мечтали с Игорем. Напомню, что у него до сих пор не было собственных детей. А мы мечтали о ребенке, потому что по-настоящему любили друг друга. Для такой большой взаимной любви, как наша, обязательно нужно продолжение.
Мой будущий муж действительно уложил меня в клинику, где меня долго и тщательно обследовали, а потом лечили, лечили и лечили, в том числе и расшатавшиеся нервы. Игорь приезжал ежедневно после работы ко мне в одноместную палату, чтобы порадовать цветами, фруктами, просто своим присутствием. Мы заранее договорились не упоминать об Алисе ни словом, иначе лечение пойдет насмарку.
Иногда Игорь привозил что-нибудь вкусненькое из ресторана, и мы ужинали вдвоем, беседовали на нейтральные темы, смотрели развлекательные телепрограммы (никаких сводок новостей и политических теледебатов! — по рекомендациям лечащих врачей), слушали классическую музыку, действующую положительно на меня… Иногда он оставался на ночь, ведь я лежала в ВИП-палате, в которой позволительны все прихоти пациента: «Любой каприз за ваши деньги!»
Дата нашей свадьбы была назначена на конец декабря. Мы решили просто расписаться, как будто находились в трауре по умершему близкому человеку. Интересно, что мои родители, звонившие в клинику ежедневно, тоже не упоминали об Алисе. Позже выяснилось, что Игорь попросил их об этом.