Мои друзья приблизительно одного со мной возраста, красивые, молодые, неглупые парни и девчонки, хорошо одетые, прекрасно сложенные, на дорогих спортивных машинах… То клуб, то ресторан, то бильярд, то боулинг… На все откуда-то брались деньги. Это происходило в пятницу или в субботу пока…
Пока меня не выгнали с работы.
А дальше это происходило через день. Я имею в виду употребление «фена». Сабина нам не мешала, потому что уезжала на работу, вырванную у меня из глотки мертвой хваткой одинокой волчицы. Теперь она хвастала, что пользуется всеми благами любовницы, которые были доступны мне раньше.
Постоянные гости у меня дома, постоянные «чаепития», постоянная громкая музыка, но ни разу не приходил участковый. Похоже, в этом гребаном городе менты в теме. Все знают о наркоте и барыгах, и о нахождении наркопритонов хорошо знают, но ничего не делают. Вон же, напротив моих окон, в самом центре города, в старом киоске — известный притон, где в любое время суток можно разжиться наркотой. Были бы только деньги. Хотя они и золотишко брать не брезгуют за дозу.
Тогда я еще была не в курсе, что у Карена родной брат — мент. Хорошая такая компания у нас сложилась из барыг, ментов, бандитов, нариков, студентов, банкиров и водителей. Но тогда я думала, что это милые ребята, любящие повеселиться и заходящие ко мне в гости просто на чашку чая! Ну, может, чего покрепче… Мозг был настроен только на хорошие позитивные эмоции посредством наркотиков. Без этой дряни я не могла даже выдавить из себя улыбку.
Боже! Что они сделали со мной?! Без наркоты я была похожа на ведьму, а не на милую молодую девушку. Хотя я все еще оставалась красива, и на меня в клубах западали нормальные парни, но после ночи общения со мной они переставали звонить… Они почему-то отказывались от дальнейших встреч со мной. Чувства и мозг были отравлены наркотой, но я этого не замечала. Эти уроды и друзья по совместительству сумели внушить, что я вовсе не наркоманка. И они тоже не наркоманы: «Нарики — это те, кто колется героином, но мы же не колемся!»
…Сижу одна в квартире на подоконнике, как домашняя кошка, смотрю в окно на проезжающие машины и вспоминаю, как мы вчера классно повеселились. И слушаю Виктора Цоя:
И вот кто-то плачет, а кто-то молчит.
А кто-то так рад, кто-то так рад!
Мама, мы все тяжело больны, Мама, я знаю, мы все сошли с ума!..
После клуба днем обычно зависали у меня. Все бездельничали, и только Пашка Лучанов, наш офисный мальчик, по телефону решал свои рабочие проблемы в банке. Интересная у него работа — звиздеть, затягиваясь свежим косяком.
Как-то раз Пашка предложил мне попробовать колеса-сердечки:
— Нью, к которому нет привыкания, а кайфа — море! Днем только надо обязательно поесть супа, и — все будет отлично!
Ну, конечно же, я согласилась попробовать. И при чем тут суп? Ведь это же здорово! Кайфа море и никакой ломки! Обалдеть! О том, какое зло представляют собой «колеса», я, наивная дура, даже и предположить не могла после употребленной травки. Мое искрив ленное сознание уловило лишь слово «кайф».
— Окей, — сказал Пашка. — Тогда мы вечером встречаемся в клубешнике.
— Однозначно, — ответила я.
Вечером, надев свое любимое серебристое платье «от Сергея Ивановича» (почти как «от Версаче»), чулки в черную сеточку и полусапожки на каблучках, я вышла во двор. За мной почему-то заехал Карен. Удивительно, ведь мы не только не встречались, но испытывали друг к другу, мягко говоря — легкую неприязнь, что выражалось в постоянных словесных пикировках.
Мне очень нравилось его задирать. Причем я всегда одерживала верх, обладая более высоким интеллектом, и тогда Карен сжимал кулаки, готовый на меня наброситься. Обычно его останавливали другие парни, но иногда он за мной гонялся по всему клубу, сшибая стулья и людей на своем пути, настолько он был неповоротлив и неуклюж. Гоблин — одним словом!
Но в этот раз, насколько я помню, все было мирно. Подкатив на такси к клубешнику, мы увидели Пашку и Тита в неизменно-огненной спортивной машине — адово племя! — и вошли в клуб, откуда доносились звуки транса. По ходу подтянулись Григ, Гена, Янис, Димарик. Все остальные были уже там со своими — или не своими? Какая разница! — девочками. Пашка дал мне то, что обещал: белоснежное «колесо» с выдавленным сердечком. Запив газированной водой, я стала ждать прихода…
Другое измерение посетило меня через тридцать минут. Все, кто находился в эту минуту вокруг, показались мне самыми добрыми друзьями и милыми людьми. По дороге в туалет я увидела Карена возле раздевалки. Он разговаривал с Генкой-фотографом. По Кареновским бешеным глазам и по резкой жестикуляции стало понятно, что Генка чем-то недоволен и наезжает.
— Нету их нигде! Все обыскал! Потерял я их! — орал Карен на всю раздевалку.
Оказывается, он должен был привезти парням «колеса», взял с них деньги, но потерял по дороге. А может, и не терял, а просто гонит… У Карена были свои каналы поставки наркоты, отличные от Тита. И все сейчас были на него злы. Я слышала каждое слово разговора, но поведение Карена почему-то возбуждало меня. О том, что давно сошла с ума от наркоты, я тогда не догадывалась, а это «колесо» с сердечком только усиливало сумасшедший полет моих нескончаемых эмоций в сторону Карена. Не знаю почему, но этот чел — ниже всех ростом в компании — обладал сильной харизмой.
В итоге несостоявшийся поставщик «колес» рассорился со всеми окончательно и пошел к выходу. Я, как заколдованная, поплелась за ним по пятам и не заметила, как очутилась на улице. Я продвигалась за Кареном, как завороженная крыса шла на звук дудочки из известного мультика, и если бы на моем пути случилось озеро или какой-то другой водоем, я вошла бы прямо в воду, не задумываясь. К счастью, такие испытания мне не встретились.
За углом Карен резко остановился, чтобы вызвать такси. Куда и зачем он направлялся, мне было абсолютно безразлично. В этот момент, неожиданно даже для самой себя, я подошла к нему вплотную и сказала:
— Я тебя люблю! — расчувствовавшись, чуть не расплакалась и бросилась ему на шею.
Карен скорее всего охренел от этого заявления, но сразу смекнул, как можно меня использовать. Добыча сама шла к нему в руки.
«Как все великолепно складывается», — подумал бы, наверное, Карен, если бы мог мыслить подобными категориями. А охреневать было отчего, ведь прошлое его домогательство закончилось тем, что он съездил мне по лицу за отказ. Прошла минута, пока он переваривал услышанное, а потом сказал:
— Мы едем с тобой в другой клуб.
Подкатило такси. Он сел на переднее сидение рядом с водителем, я — сзади… Но мы продолжали держаться за руки! Это было сверхромантично, и я пребывала на седьмом небе от счастья.
Чертовы «колеса»! Разве в нормальном состоянии я позарилась бы на этого злобного гоблина?!
Но мне сейчас казалось, что я люблю этого чела сто лет! Некоторые нормальные люди испытывают невероятное чувство эйфории или полета, когда им делают долгожданное предложение руки и сердца с подношением обручального кольца, или дарят автомобиль, или квартиру. Но в тот момент мне было достаточно всего лишь держать за руку обожаемый объект и не думать о том, что мой мозг расплавился от триклятых «колес». Да, какой там, к черту, мозг?!
«Это любовь, — думала я всю дорогу. — Это самое классное и чистое чувство, которое только может быть!»
Клубчик, куда мы приехали, был мне неизвестен: подвального типа помещение с кожаными диванчиками и малюсеньким танцполиком посередине, с зеркалами по стенам вокруг, чтобы хоть как-то расширить мизерное пространство. А музыка была крутая. Я встала к барной стойке, потому что Карен удалился минут на десять, и появился совсем в другом настроении:
— Я нашел нужного барыгу! — его глаза светились, как два солнца, только черных, и вся его сущность — или суЧность? — выражала такой восторг, будто он не барыгу нашел, а чемодан с миллионом баксов.
Не успела я и сморгнуть, как увидела в руках Карена бутылку шампанского и два бокала. Удивительно! Всего-то какая-то малюсенькая таблеточка, и Карен в моих глазах уже совсем не гопник-беспредельщик, которым он был всегда, а истинный джентльмен, одаривающий комплиментами и предложениями с ним жить. Чуть ли не замуж зовет! После трех бокалов, он вдруг поднял меня на руки, понес на танцпол и начал там кружиться вместе со мной. Мое красивое серебристое платье задралось от его рук, и всем были видны чулки с шелковыми черными трусиками, поэтому я пыталась высвободиться, но тщетно. Через какое-то время он отпустил меня.
И ТУТ НАЧИНАЕТСЯ ЖЕСТЬ!
Вдруг Карен прислонился затылком к зеркалу, как бы подпирая стенку, глаза закатились так, что были видны только белки, а челюсть начала падать вниз. По ходу крутая эйфория настигла бедного армянчика врасплох. Потом выяснилось, что он пожадничал и, желая получить больше сиюминутного кайфа от жизни, съел не одно «колесико», а два сразу!
Что такое эйфория, я в тот вечер еще не прочувствовала, и не знала, что в погоне за этим кайфом доза таблеточек тоже увеличивается, как и героин. Тебя угощают одной, а подсаживают плотно.
Пока я смотрела на Карена широко раскрытыми глазами и гадала, что же с ним происходит, к нему подошел охранник, который был в два раза выше него:
— Молодой человек, покиньте, пожалуйста, танцпол.
Карен, как ни странно, его услышал и двинулся в направлении стойки бара, но этот путь оказался для него не слишком легким. Он запнулся за небольшую ступеньку и со всей дури долбанулся носом о железную ножку барного высокого табурета. Нос слегка пострадал, но он этого даже не заметил. ПОТОМУ ЧТО НИЧЕГО НЕ ЧУВСТВОВАЛ!
Но и это оказалась только разминкой. Большой спорт только начинался. После пируэта Карен встал, даже не отряхнулся, и как ни в чем не бывало, сел за свободный столик в зале. Я примостилась напротив с бокалом шампанского. За столиком он продолжал признаваться мне в любви, в чем я начала глубоко сомневаться.
Тут он внезапно вспомнил про какой-то забытый «косяк» и, опустив голову под стол, стал высматривать его на полу. Затем Карен поднял чужой бычок от обычной сигареты, но, увидев, что это не «косяк», бросил и полез за следующим. Последний раз он наклонился за мнимым «косяком» под стол так резко, что полетел кубарем, при этом умудрился сделать кувырок через голову и, зависнув на мгновение вверх пятой точкой, удариться о железную ножку соседнего столика. Наверное, это был мой первый сеанс реалити-шоу в 3D. А если бы я еще догадалась заснять на фотик, то миллион просмотров за один месяц был бы мне точно обес печен.
Тут я очнулась, вспомнив про реальность, и не смогла спокойно сидеть. Я, как мать Тереза, помогла Карену подняться и потащила его в туалет головой вверх, чтобы кровью, фонтанирующей из носа, не залить весь пол. Когда я умывала его в мужском туалете — этот овощ даже кран не смог сам включить! — все парни косо посматривали на меня.
Мы вышли и сели на диван. Вернее, сидела я, а Карен лежал головой на моих коленях. Вдруг перед нами нарисовался тот барыга, с которым я видела моего внезапно обретенного «возлюбленного» вначале. Незнакомец будто вырос прямо из-под земли.
— Карен! Каре-ен! С тобой все нормально? — спросил он, как бы, между прочим.
То есть все время он наблюдал издалека за этой художественной гимнастикой, а потом решил подойти и поинтересоваться? Пока я думала, что ему сказать, мой недвижимый спутник резко поднял голову и ясно, четко ответил:
— Да? Все отлично! И вообще — классно! Офигеть! Я в шоке!
И тут до меня дошло: ему все это время было хорошо. Он кайфовал! О том, что разбит его нос, Карен узнал только на следующий день, когда проснулся у меня в квартире. Я ему рассказала в подробностях, что произошло вчера, а он вовсе не удивился, что ничего не помнит. Это у него, якобы, с армии осталось, когда он там нажрался каких-то семечек. Типа с тех пор происходят иногда провалы в памяти.
Господи! Какие только отговорки не придумают люди, лишь бы не признаваться самим себе, что они давно конченые нарики! И — представьте! — я этому бреду настолько верила, что жалела и их, и себя.
Затем мы отправились с Кареном погулять по городу, побывали в гостях, где покурили травку с Григом, встретили Санчо с девчонкой. И все, кто видел в тот день Карена, советовали ему перед каждым походом в клуб надевать шлем и другие средства защиты. Ну, шлем-то ему точно понадобится — морду прикрыть, потому что теперь его ни в один приличный клуб не пустят. Его армянский фейс забыть невозможно.
Интересно, что меня потом везде пускали, а его — нет!
2003 год
(Из дневника Алисы)
