30 октября я не забуду никогда: это был Хэллоуин по-русски. Мы с Кристиной отправились с веселой компанией в крутой клубешник отметить это событие. Я специально сшила шикарный костюм паучихи — «Черная вдова». Мы с девчонками из колледжа, размалевали свои милые мордашки так, что макияжем это сложно назвать, скорее — театральный грим.
Короче, во время празднования я сорвалась с катушек и напилась: один литр рома с кока-колой, а потом, с утра, еще и водочки дома накатила, запивая ей противовирусные препараты, выписанные от ВИЧа. И что это меня переклинило?
Вы думаете, что я сдохла? Я готова отдать… Не знаю, чего готова, но после такой интоксикации умерло бы человек сто. Я имею в виду, что на сто человек хватило бы дозы того алкогольно-медикаментозного коктейля, который я вылакала.
Они, но не я!
В общем, когда я доковыляла-доползла до городской больницы и сделала экспресс-анализ, уровень гемоглобина у меня был 30 (!!!), при минимальной норме 120. Пациент скорее мертв, чем жив. Никто без предварительной записи в поликлинике принимать меня не собирался, хотя я и попыталась прорваться к участковому терапевту, госпитализировать — тоже, ведь в приемный покой я пойти не рискнула: была пьяна в стельку. Приползла обратно домой — как только сил хватило? — и свалилась замертво.
Бабушка лежала в онкобольнице в Балашихе на облучении, а дедушка увидел, в каком я состоянии, и очень испугался, что я вот-вот коньки отброшу. Пришлось ему под занавес развеселого праздничка Хэллоуина вызывать скорую помощь, которая меня в коматозном состоянии доставила в инфекционное отделение для ВИЧ-инфицированных, открытое в нашем городе недавно.
Как я осталась жива? Даже врачи охреневают.
Мне на всю жизнь запомнился тот поздний вечер, когда половина моего тела уже окоченела, как будто ее замуровали в холодный бетон. И эта бетонная масса с каждой секундой отвоевывала у еще живой плоти сантиметр за сантиметром. Я с ужасом ждала, что сейчас отойду в мир иной.
Дотянулась с превеликим трудом до сотового телефона и в истерике позвонила маме в Москву. Но она не могла приехать, потому что маленьких детей, на ночь глядя, было не с кем оставить. Тем более, что дорога в Подмосковье даже по пустынным ночным улицам заняла бы не менее часа, за который я многократно бы скопытилась.
Понимая, что помощи из Москвы не дождусь, а докричаться в полупустом отделении ни до кого не смогу — нет голоса, бросаюсь с кровати на пол и ползу в коридор при помощи одной руки и одной ноги, ведь половина тела уже не двигается…
Дежурная медсестра, которая устраивалась на ночлег около сестринского поста к счастью, заметила меня, теряющую последнюю способность двигаться. Она меня уложила обратно в постель, с кем-то созвонилась, чтобы посоветоваться, а потом уколола жесткой наркотой. Уж мне ли не отличить наркотики от действия других препаратов?! И мне вдруг стало тепло и спокойно…
Через неделю поставили диагноз — невропатия, которая была настолько сильной, что казалось: меня постоянно жгут на костре. Мне и снилась в эти дни исключительно Жанна д`Арк, которую сначала готовят к сожжению, а потом сжигают живьем на площади. Из каких глубин моей памяти выискалась хрестоматийно известная всему миру француженка?
А после алкогольно-медикаментозного коктейля на Хэллоуин противовирусные препараты, выписанные в московской клинике, я принимать не смогла. Они стали для меня настоящим ядом. «Но об этом я подумаю завтра», — сказала я заодно с американской героиней Скарлетт О`Хара. Почему бы и про нее не вспомнить после американского праздника?
Чем я занималась в больнице, пока лечилась? А ничем. Звонила всем подряд, без разбора, чтобы потрепаться. Позвонила и Пашке Лучанову. Ведь только он, сердобольный наш, со мной не отказался поговорить после той ночи в ментовке, когда я всех случайно подставила. Позвонила я ему, значит, а отреагировал он на мой звонок странно, неожиданно припечатав мне в лоб:
— А Карен твой женится!
Я не показала виду, что расстроилась, а сказала в ответ первое, что пришло в голову:
— Прекрасно! Я тоже выхожу замуж! — вот уж сказала, так сказала. Спасибо, Пашка-друг, за хорошую новость. Да еще так вовремя! Лучшего момента просто не нашлось!
Люди жестоки не потому, что сволочи, а потому что тупы.
И вдруг эта ситуация высветилась для меня с другой стороны. Временное просветление, что ли, нашло? Или перелитая чужая кровь прочистила давно отъехавшие собственные мозги?
Давай, давай, бесись, Пашка-придурок-дешевка! Да, я всегда была красоткой! А тебе не досталась, вот тебя и клинит сейчас. Поэтому ты, чтобы причинить мне, кроме физической, еще и душевную боль, сказал:
«Карен женится». Кто тебя, спрашивается, за язык тянул, когда я лежу в больнице и с трудом с того света выкарабкиваюсь?
После известия о свадьбе я резко возненавидела всех! И Карена — в первую очередь. Что, ублюдки, я вам в жены не гожусь? Только побаловаться? Я раньше то и дело с кем-то встречалась, постоянно кто-то из мужиков был рядом, но ни с кем у меня ничего серьезного не сложилось, потому что я их вижу насквозь. Они продажны, мелочны, бухают, курят, колются, ревнуют на пустом месте, воруют и бьют… А еще — им, видите ли, надо детей рожать! Ага! Щаз!
Когда Карен через пару дней позвонил, я не хотела сначала брать трубку, а потом взяла, ни словом не обмолвившись о разговоре с Пашкой. Карен приехал ко мне в больницу вроде как навестить, и битый час доказывал с пеной у рта, что вовсе не на ком жениться не собирается, а Пашка Лучанов насочинил невесть что… Даже если это святая ложь, то ложь во спасение. Только неизвестно: во спасение меня или его.
Но механизм ненависти ко всему живому во мне Пашкой был запущен! Я ничего с собой не могла поделать!
Это испытание оказалось похлеще, чем выйти из комы. Я как будто розовые очки сняла. Неожиданно пришло осознание, что все то время, пока мы куролесили и «колесили», в смысле — жрали «колеса», надо мной все Григовские уроды ржали. А когда они ржали, Карен тихо хихикал в тряпочку, потому что всерьез меня никогда не воспринимал, а любимая его армянская мамашка втихаря невесточку невинную присматривала.
Ну уж — нет! Не дождетесь, пока я сдохну! Смотрите, суки! Я ЖИВАЯ! А вы кто?! Вы кто такие, чтобы осуждать меня за прошлые поступки? Вы вообще в зеркало себя видели? Вы — уроды! Уроды!
Ненависть была такая, что я каждую минуту представляла, как я их мочу из автомата длинными очередями. Вспомнила, как стреляла, когда мы вместе с коммерсантами ездили в Астрахань. Вспомнила, какая дикая была отдача, что на ногах удерживалась с трудом. Зря вы меня стрелять научили. Теперь вам всем не поздоровится. Если я и сдохну, то всех утяну за собой!
И я их мысленно мочила. И их самих. И их баб. Всех! Мне привиделось наяву, как по стенам разлетаются брызги крови и остатки одурманенных наркотой мозгов… И они, все эти уродские твари, захлебываются в собственной крови… Так быстро, что не успевают сказать мне последнее «прости».
НЕ-НА-ВИ-ЖУ-У-У!
…Господи! Не приведи меня снова к этому состоянию. Но жуткая ненависть заставила меня жить «вопреки». Вопреки законам физики, медицины, и еще бог знает чего.
ЖИТЬ, ЧТОБЫ МСТИТЬ! Я ВПЕРВЫЕ ЗАДУМАЛАСЬ О ТОМ, ЧТО НУЖНО СДАТЬ ВСЕХ НАРИКОВ, БАРЫГ, ВСЕ АДРЕСА НАРКОПРИТОНОВ, КОТОРЫЕ МНЕ ИЗВЕСТНЫ. ТОЛЬКО НЕ НАШИМ МЕНТАМ, А МОСКОВСКИМ, ЧТОБЫ ВСЕМ ЭТИМ ПОВЯЗАННЫМ С МЕСТНЫМИ МЕНТАМИ ТВАРЯМ БЫЛО НЕПОВАДНО. ЭТО И СТАНЕТ МОЕЙ МЕСТЬЮ ТОМУ ОБЩЕСТВУ НЕГОДЯЕВ И УБЛЮДКОВ, В КОТОРОМ Я ОКАЗАЛАСЬ ПО НЕДОМЫСЛИЮ.
После выхода из комы и перенесенной нечеловеческой боли я могу смотреть на них свысока. Они просто дети по сравнению со мной теперешней — что можно еще сказать? — ничего не знающие, и не стремящиеся что-то узнать в жизни, а думающие только о сиюминутной выгоде и о кайфе. Дети, которые не знают ни любви, ни заботы, ни ласки. Дети, обозленные на свою судьбу, на горькую долю, которая тяжким бременем свалилась на неокрепшие умы.
Мы всегда ищем вокруг виноватых, чтобы отвести собственные грехи: «Не мы виноваты — жизнь виновата!» Я об этом уже писала, так еще раз повторюсь. Так проще. Никто не хочет ни за что отвечать, а хотят вечного праздника.
2006 год
(Из дневника Алисы)
