Умершие в мире живых. Европейские исследования

считая эти слова предельно точными в отношении острова. Не случайно в литературе все настойчивее высказывается гипотеза о возможных культурных мексиканских рецепциях, появившихся в Сицилии в ее испанский период истории (Spadaro 2015). Показательно, что сходные мысли о смерти доминируют в творчестве всех сицилийских писателей, затрагивавших проблему локальной идентичности, особенностей психологии и национального характера – так называемой sicilianità, позже sicilitudine[8]

, или «сицилийскости» (Лампедуза 2006: 210; Bufalino

1996: 17–19; Sciascia 2007: 13–14; Fatta 2015: 172).

Исследователь особенностей национального характера сицилийцев, историк и культуролог С. Корренти, апеллирующий к результатам собственных многолетних опросов не только уроженцев острова, но и жителей других итальянских областей, приводит убедительные доказательства того, что сицилийцы – единственные представители Италии, для которых «смерть является позитивной приоритетной темой в локальной системе ценностей и мировоззрении, сразу за которыми следуют пища и секс, занимающие следующую строку этого списка» (Correnti 1991: 507). Его выводы подтверждают и авторы исследований, посвященных традиционным и современным стереотипам ментальности и поведения населения Сицилии (Billitteri

2003a; 2003b; Milazzo 2011).

Любопытной иллюстрацией особого отношения сицилийцев к смерти может служить такое специфическое явление, как отмечаемая исследователями историческая увлеченность населения острова спиритизмом, не имеющая по своим масштабам аналогов в Италии и фиксируемая отнюдь не только у представителей состоятельных слоев, но и в народной среде (Basile 2017: 150–151). Однако едва ли не самым убедительным доказательством бытования особого отношения к смерти во всех слоях сицилийского общества являются подтверждающие его «живые материалы», т. е. ответы респондентов. Мы получили сходные ответы, свидетельствующие о том, что сицилийцы исповедуют если не любовь к смерти, то ее глубокое почитание, и что в целом в регионе распространено позитивное отношение к смерти независимо от социокультурных отличий опрошенных. Подавляющее большинство (94 %), вне зависимости от своей религиозности (верующий/атеист) и ее глубины, воспринимает и определяет смерть в первую очередь как канал связи между живыми и их предками и способ воссоединения со своим родом (ПМ2 Фаис-Леутской О.Д.).

Отметим интереснейшее явление, выявленное в ходе опросов: Сицилия обнаружила очень высокий, не имеющий аналогов в других итальянских регионах процент респондентов-горожан (свыше 92 %), которые указывали на пережитый ими мистический опыт однократного или многократного явления им умерших близких – родственников или друзей (Фаис

2020: 79), причем следует отметить, что опрошенные принадлежали к различным социальным слоям и отличались по своему происхождению (городские/сельские корни), полу, возрасту, профессиональной принадлежности, культурно-образовательному уровню, степени религиозности (от атеистов до истово верующих), индивидуально-психологическим особенностям и личностным характеристикам. Речь при этом шла отнюдь не о снах, а о дневных «видениях» усопших. Поскольку опросы проводились в присутствии медиков и психологов, необходимо констатировать, что, на основе их наблюдений, за исключением единичных случаев, когда можно было очевидно говорить об экзальтированности восприятия или каких-либо нарушениях психического здоровья, подавляющее большинство опрошенных, не обнаруживая каких-либо явных патологий и девиаций поведения, проявляло склонность к трансцендентности и мистичности мировидения (Фаис 2020: 79), в целом присущей сицилийцам (Canta 2002: 599–600; Basilio Randazzo 1985: 41; Amitrano Savarese 2001: 27). В связи с этим уместно еще раз вспомнить слова А. Гуревича о природе ментальности, выражающей «повседневный облик коллективного сознания, не вполне отрефлектированного и не систематизированного посредством целенаправленных усилий теоретиков и мыслителей», одним из важных признаков которой является «неосознанность или неполная осознанность» ментальных построений, опирающиеся на унаследованные от предков привычные локальные культурные стереотипы (Гуревич 1992: 7).