Таким образом, Средиземноморье с его комплексом чести и стыда составляло одну культурную область [Herzfeld
1987; Passaro 1997], в то время как Южная Азия с ее институтом кастовой иерархии формировала другую [Appadurai 1988], а Полинезия с централизованными вождествами – третью [Thomas 1989]. И хотя мы, антропологи, уделяем сегодня гораздо меньше внимания картографированию «культурных регионов», чем это было прежде [ср.: Wissler 1923; Murdock 1967; но также: Burton et. al. 1996], культурная область остается центральным понятием дисциплины, которая имплицитно структурирует тот способ, каким мы связываем определенные группы людей, изучаемых нами, с группами, изучаемыми другими этнографами [ср.: Fardon 1990; Thomas 1989]. <…> культурные области давно уже связаны с предметными областями: так, Индия с ее идеологиями касты и чистоты давно рассматривалась как особенно подходящее поле для антропологии религии [Appadurai 1988], Африка (с ее сегментарными линиджами) полагалась идеальной для политического антрополога, как и Меланезия (с ее изощренными системами обмена) – для антропологов экономических [cр.: Fardon 1990] (Gupta, Ferguson 1997: 9–10).Во всех странах и областях, входящих в Средиземноморье, комплекс чести и стыда связан с пастушеской символикой (в качестве ее главных символов выступают овцы и козы, точнее – бараны и козлы) и ассоциированным с ней особым набором жестов и фразеологией (Gilmore
1987). Для нашего рассмотрения, однако, существеннее, что этот комплекс продолжает бытовать в крестьянских обществах всего региона от Испании до Греции и Кипра и является важным механизмом социального контроля, сказывающимся, среди прочих сфер, и на материальной культуре погребений (суть этой связи будет прояснена ниже). Здесь, однако, важно отметить, что ареал данного комплекса выходит за границы Средиземноморья и оказывается значительно более широким, включая некоторые сообщества Ближнего и Среднего Востока и даже Индии.Критика концепции культурных областей и отчасти обусловленной этим концептом стереотипизации их населения (ср.: Said
1994; Herzfeld 1987; Minz 1998; Guyer 2004), оказавшейся на пике популярности в 1960–1970‑х гг., привела к кризису этой концепции в 1990‑х, когда концепт культурных универсалий был поставлен под сомнение. Утверждения об уникальности культурных характеристик населения средиземноморского региона как особой этнографической области, получившие распространение и некоторую поддержку в 1960–1970‑х гг., к 1990‑м также, уступая аргументированной критике (Herzfeld 1980; 1984), постепенно утратили свою популярность среди антропологов.Поскольку комплекс чести и стыда имеет, по всей видимости, столь большое значение и влияние, что заставляет семьи киприотов даже в ситуации продолжающегося финансового кризиса[11]
тратиться на дорогие похороны, его, как и существующую в его отношении критику, стоит охарактеризовать чуть подробнее.