— Какая может быть закавыка, сынок? У нас нет никакой закавыки. Твой отец ни баем не был, ни муллой. Всю жизнь трудился для людей не покладая рук. Пусть те боятся, кто швырял камни в советскую власть. А тебе-то чего бояться. Есть советская власть — и мы есть! Нет советской власти — и нас нет. Вот так-то! Это слова твоего покойного отца… Кто знает, может, и лучше, что тебя к главному начальнику посылают… Наберись терпения, сынок. Я сегодня видела хороший сон. В честь святого Баховиддина испекла я одиннадцать лепешек. Что бы такое сделать, чтобы живым-здоровым выйти из этой кутерьмы?
— Ай, мама, оставьте такие разговоры! Вы опять повторяете слова нашего зятя.
— А что же, сынок, он умный человек.
Арслан встал. Хотя полдня уже было потеряно, он поехал на завод.
У входа в цех встретился с Шавкатом Нургалиевым. Рассказал ему, как обстоит дело. Они выкурили за разговором по папиросе.
Потом Нургалиев сказал:
— Если не торопишься, подожди, после смены поговорим обстоятельно. Чего-то там заливщики сегодня не успевают…
Арслан кивнул. Он направился в раздевалку и, переодевшись, стал помогать заливщикам.
После работы Арслан вымылся под душем и вышел из цеха. Нургалиев и Володя ждали его. Из ворот вышли втроем. Володя и Нургалиев перемигнулись. Володя забежал в магазин. По пути они зашли в небольшую столовую и заняли угловой столик. Володя принес нарезанных помидоров и стаканы. Нургалиев разлил водку.
— Знаешь, дружище, жаль мне с тобой расставаться, очень жаль! — сказал он. — Давай выпьем за то, чтобы разлука наша была недолгой. Жаль, времени нет посидеть по-человечески.
Стали говорить о том, какие вести поступают с фронта, что рассказывают возвратившиеся с войны инвалиды и эвакуированные. Вести были неутешительные…
Домой Арслан пришел поздно. Мать, тихо укоряя, помогла ему раздеться, уложила его в постель.
…Утром Мадина-хола дала сыну свежую рубашку, будто на той его собирала. Когда он брился, сказала:
— Сходить за зятем? Может, ему с тобой пойти?
Арслан засмеялся.
— Мама, вы никак не привыкнете к тому, что я уже взрослый и могу обходиться без опекунов.
Мать обидчиво поджала губы, подумав, все же заметила, что ее подруга Биби Халвайтар тоже непрестанно молится за него и аллах, услышав их мольбы, верно, сохранит его от напастей.
Арслан усмехнулся про себя, но промолчал, чтобы не обидеть свою старую добрую маму.
И в областном военкомате оказалось не меньше народу. Снова ожидание в коридоре… До десяти, правда, уже оставалось немного времени. Но перед Арсланом выстроилась длинная очередь, и вряд ли за несколько минут все эти люди успеют уйти, решив свои дела.
Однако дело приняло неожиданный оборот. Как только большие настенные часы, висевшие в коридоре, пробили десять, из кабинета вышла женщина в строгом синем костюме и, оглядев стоявших в коридоре, сказала:
— Кто здесь Ульмасбаев?
Арслан встрепенулся, будто внутри у него выпрямилась пружина.
— Я!
— Зайдите.
Помещение было просторное, с четырьмя большими окнами, на которых висели белые шелковые портьеры сплошь в волнистых складках. За столом сидели двое — пожилой седой майор в очках и мужчина, которого вчера Арслан видел в райвоенкомате. Сегодня он серый костюм сменил на форму капитана.
— Подойдите поближе, сядьте, — пригласил майор.
Арслан сел на свободный стул, стоявший напротив стола.
— Товарищ Ульмасбаев, мы ознакомились с вашими документами, — сказал майор, внимательно глядя на Арслана сквозь блестящие очки. — С сегодняшнего для вы находитесь на военной службе. Словом, вступили в ряды тех, кто сражается с врагом на фронте. Отныне вы военный человек. Вы меня понимаете?
Арслан смутился. Подумав, откровенно признался:
— Не совсем.
— Вам все подробно объяснит капитан Самандаров, — сказал майор, еле приметно улыбнувшись.
Капитан Самандаров взял папку с документами и направился в смежную комнату, сделав Арслану знак, чтобы он следовал за ним. Они сели за круглый стол.
— Вот такие дела, — проговорил Самандаров, открывая папку. — Где сейчас проходит фронт, вы знаете?
— Приблизительно, — ответил Арслан, стараясь поотчетливее представить себе географическую карту, на которой он отмечал города, занятые врагом, и соединял их синей линией.
— Вы хотите сказать — фронт протянулся с севера, от Балтийского моря, до самого Крыма? Не так ли?
— Да, так…
— Идет битва, напряженная и яростная. Враг жесток и коварен. Но враг знает и то, что силы наши не иссякнут до тех пор, пока у нас прочные тылы, пока нам есть на что опереться. И что, по вашему мнению, он в таком случае предпримет?
— Попытается ослабить наш тыл?
— Уже пытается! Много наших заводов с запада эвакуировано в Ташкент. Они ныне приобрели военное значение и уже работают в полную силу на оборону и на победу. Вот почему здесь предвидится схватка не менее жаркая, чем на фронте. Словом, решено вас оставить на заводе.
— Я понимаю… Только почему именно меня?